— Да.
— Как думаешь, ты можешь попробовать сделать взмах еще раз?
— О. Да, да, так... Я должна это сделать? — На этот раз я переношу вес наших рук, двигая клюшку по медленной дуге.
— Да, вот так. У тебя получилось. — Его руки перебирают мои в затяжном прикосновении, прежде чем он отступает назад, оставляя между нами здоровое расстояние.
Все мое тело словно наэлектризовано от этого прикосновения.
Филипп прочищает горло и делает еще один шаг назад.
— Хорошо, — говорит он. — Ладно. Хочешь попробовать?
— Да, хорошо. — Я занимаю позицию и смотрю вниз на крошечный белый шарик, так невинно выглядящий на фоне зелени. Я все еще чувствую себя слишком легкой и немного заряженной, как будто у меня больше энергии, чем нужно.
Я смотрю на него.
— Ты будешь смотреть?
Он впервые за сегодня улыбается во весь рот.
— Я планировал, если только ты не будешь выступать под давлением.
— Не думаю, что это будет что-то особенное.
Он скрещивает руки на груди, но улыбка не исчезает.
— Просто замахнись.
— Хорошо. Может, тебе стоит сделать еще пару шагов назад, — говорю я. — И возьми защитное снаряжение. Ты взял шлем?
— Со мной все будет в порядке, — говорит он с весельем в голосе.
— Хорошо, — снова говорю я. Я крепко сжимаю клюшку. Сгибаю колени. Мой взгляд устремлен на мяч, и я не позволю ему улететь. — Вот и все.
Я делаю замах, вкладывая в него силу, и чувствую, как моя клюшка соединяется с мячом. Он пролетает в трех футах от меня и дико отклоняется влево.
— Черт.
— Все в порядке, — говорит он и проходит мимо меня. Он наклоняется и поднимает мяч. Шорты подчеркивают мышцы его бедер.
— Эм, тебе разрешено двигать мой мяч?
— Да, — говорит он и кладет его обратно передо мной. — Попробуй еще раз.
— Я почти уверена, что это против правил.
— Разве ты играешь не в первый раз? — говорит он и делает несколько шагов назад. — Откуда тебе знать правила?
Я поворачиваюсь к нему со своим самым язвительным взглядом.
— Да, но кое-что я знаю. Например, трогать мяч запрещено в большинстве игр.
— Иден, — говорит он, не сводя глаз с моих. — Мы сами установим правила.
— О. Хорошо. Тогда я попробую еще раз.
Я пробую. На этот раз получается лучше, и хотя мяч не взлетает по прямой дуге, как у него, он спускается по холму на полпути к нему.
— Это было великолепно.
Я хихикаю, опираясь на клюшку.
— Лжец.
— Для твоей второй попытки это было чертовски хорошо. — Он забирается обратно в гольф-карт и садится на пассажирское сиденье. — Давай, почему бы тебе тоже не попробовать порулить.
Я сажусь на водительское место, не в силах сдержать ухмылку.
— Правда?
Он натягивает кепку и откидывается назад, вытягивая свои длинные ноги, насколько хватает места.
— Нет ничего лучше, чем быть шофером.
Я смеюсь и нажимаю на педаль газа. Гольф, оказывается, может быть не таким уж скучным видом спорта, а в этом прекрасном месте? Я даже могу обнаружить, что мне это нравится.
Мы доходим до седьмой лунки, прежде чем наступает катастрофа. У него два очка ниже номинала, а у меня - около четырнадцати тысяч. Но я держусь, и Филипп не подает никаких признаков того, что его расстраивают мои частые промахи.
Это удивительно. Почему-то он показался мне человеком, которого нельзя назвать терпеливым. В конце концов, его темп разговора по телефону, постоянная переписка по электронной почте, его явная страсть к работе... Его самопровозглашенное стремление к победе во всех сферах жизни.
Но здесь он не отпускает ни одного пренебрежительного комментария.
Пока мне не удается попасть мячом в песчаную ловушку. Он красиво скатывается с грина в песчаные глубины большой ямы.
— О нет, — говорю я. — Такого еще не было.
Дважды я попадала мячом в дерево и один раз случайно бросила клюшку. Но никаких ям.
— Это забавно, — говорит Филипп рядом со мной.
— Ты говоришь с сарказмом. Ты язвишь?
— Я бы никогда.
— Ладно, так и есть. Какую клюшку мне использовать?
— Если хочешь, можешь просто поднять ее.
Я сужаю на него глаза. Он невозмутимо смотрит на меня в ответ, лицо спокойное, глаза скрыты за темными солнцезащитными очками.
— Это не совсем правильные правила, — говорю я.
Он пожимает плечами.
— Пока что мы не очень-то их придерживаемся.
— Придерживались.
— Ну, я уже делал это раньше.
— Я ударила, я и вытащу, — говорю я, сворачивая шею. — Это не проблема.
— У нас есть еще мячи.
— Я знаю, но мой здесь. Я к нему привязалась. Не оставляй никого позади и все такое.
— Знаешь, мяч никогда не ответит взаимностью на эти чувства. — Он достает одну из моих клюшек, осматривает ее и протягивает мне. — Вот. Эта подойдет для песчаной ловушки, если ты настаиваешь.
— Да. Я учусь, знаешь ли, так что это отличная возможность.
— М-м-м. — Он стоит рядом с ямой и смотрит, как я забираюсь в песчаную ловушку. На секунду у меня возникает абсурдная мысль, что это может быть зыбучий песок, как в детской книжке. Но это не так.
Но он очень горячий от припекающего солнца и обжигает верхние части моих ног.
Сандалии действительно были не самым удачным выбором.
— У тебя отлично получается, — обращается ко мне Филипп.
— Спасибо!
Мой мяч невинно лежит в центре ямы, как будто не он сделал большую часть переката, чтобы оказаться там.
Я расправляю плечи и бедра и делаю замах.
Первые пять попыток оказываются неудачными.
Трижды я промахиваюсь по мячу, и вместо него вверх летит шлейф песка. Дважды я попадаю по мячу, но он летит недостаточно высоко, чтобы преодолеть стенку ямы, и откатывается назад, к дьяволу.
Плечи Филиппа сотрясаются от сдерживаемого смеха.
— Все в порядке! — говорю я, кивая ему. — Сейчас получится!
Он скрещивает руки, на его лице появляется улыбка.
— Не сомневаюсь.
Может быть, дело в его ухмылке или в моем собственном веселье, но у меня получается. Мяч взлетает и приземляется в нескольких футах от того места, где покоится мяч Филиппа, на грин.
— Да! Я попала!
Филипп преодолевает расстояние до песчаной ямы. Он стоит на краю и протягивает мне руку.
— Очень хорошо.
— Думаю, я следующий Тайгер Вудс.
— Надеюсь, ради твоего блага, что это не так.
Это заставляет меня хихикать. Я засовываю клюшку под мышку, нащупываю опору на песчаном склоне и тянусь вверх, чтобы схватить его за руку.
Это не слишком изящно. Я пытаюсь ухватиться, пока он тянет, а потом поднимаюсь, сталкиваясь с его грудью, и теряю сандалию.
Она падает по песчаному склону и приземляется на то место, которое раньше занимал мой мяч.
— О нет, — говорю я.
Филипп все еще держит меня за руку. Она зажата между нашими грудями. Его подбородок касается моего лба, когда он поворачивает голову.
— Твой сандаль.
— Он не выживет в яме.
— Нет, — говорит он, — не выживет. Я достану его.
— Я могу...
Он протягивает мне свою клюшку и шагает в яму, причем делает это более грациозно, чем я. Он забирает сандалию и переворачивает ее вверх дном, вытряхивая песок.
— Это как Золушка, — говорю я. Слова просто вырываются наружу. Может, из-за солнца, а может, из-за запаха его солнцезащитного крема, все еще сохраняющегося после нашего тесного контакта.