Я собираю свои вещи и заправляю телефон между ухом и плечом.
— Как ты себя чувствуешь? Ноги все еще болят?
— Сейчас это наименьшая из моих проблем. Болят ноги, жесточайшая изжога, болит спина, и у меня СПД, что означает, что мой таз разрывается на части. И я еще даже не дошла до родов.
— Звучит замечательно.
— О, это так. Очень рекомендую. Патрик так завидует, что не может сделать это тоже.
Я хихикаю.
— Ты уже почти у финиша. Я бы хотела быть с тобой, но...
— Но я справлюсь сама, — жалобно говорит она с тем сухим оттенком юмора, который я так люблю. — Ну, Патрик помог, но я знала, во что ввязываюсь.
— Но это не значит, что ты не имеешь права жаловаться.
— Спасибо. Тебе пришлось выслушать немало.
Я вздыхаю.
— Ну, ты много слышала о Калебе и Синди.
— Эй, я тоже злилась из-за этого. И до сих пор злюсь. Черт, мне нужно идти. Ну, если я смогу встать с этого дивана.
Я улыбаюсь. Она всегда поднимает мне настроение.
— Поговорим позже.
— Уже предвкушаю, — говорит она. — Наслаждайся превращением настоящих людей в фальшивых.
Это заставляет меня смеяться.
— Ты говоришь обо мне как о психопате.
— А разве не все писатели такие? — спрашивает она, и связь прерывается. Я все еще улыбаюсь, когда пробираюсь по белому песку к бассейну.
Может, и так. Может быть, я смогу испытать это здесь, в этом новом месте, где достаточно места, чтобы быть кем угодно в течение оставшихся двух недель. Совершенно новой версией себя, которая никогда не могла существовать в Пайнкресте, штат Вашингтон.
Упоминание о Синди пронзило меня болью. Она пройдет, как всегда, но я останавливаюсь в баре у бассейна, чтобы выпить мохито.
Я быстро обнаруживаю, что люди, покинувшие пляж из-за ухудшения погоды, переместились в зону бассейна. Они расположились на шезлонгах и лежат под зонтиками. Место переполнено.
Я беру свой мохито и пляжную сумку и иду вдоль длинной стороны бассейна. В самом конце есть один свободный шезлонг, защищенный от возможного дождя огромным зонтом.
Если никто не займет его.
Я иду вперед в шлепанцах, не отрывая глаз от приза. Это место - настоящая золотая жила вдохновения, и я не могу дождаться, когда снова открою свой блокнот.
Я так сосредоточена, что не замечаю маленького ребенка, который мчится передо мной. Я слышу его восторженный крик прежде, чем успеваю соприкоснуться с надувной лодкой, которую он несет.
Все происходит очень быстро. Я делаю шаг вправо, чтобы не задеть ребенка, и при этом теряю равновесие. Я наклоняюсь к единственному близкому предмету.
Шезлонг. Шезлонг, который в данный момент занят.
Мои колени упираются в мягкое сиденье, и я грациозно останавливаюсь. Никакого вреда, никаких синяков, никаких повреждений, за исключением болезненно дорогого мохито в моей правой руке. Пластиковый стакан вылетает из моей руки и проливает свое ледяное содержимое на колени мужчины и ноутбук, за которым он сейчас работает.
— О нет, — говорю я, протягивая руку, чтобы ухватиться за шест зонтика для поддержки. — Черт. Привет. Боже, прости.
Филипп смотрит на меня так, будто у меня только что выросли две головы.
— Иден?
— Да. Черт, мохито попало на твой ноутбук?
Он смотрит вниз.
— Да. Подожди, все не так уж плохо...
Он начинает оборачивать полотенце, но я опережаю его, бешеными движениями набрасывая на него свое.
— Прости. Я обещаю, что куплю тебе новый, если испортится.
— Не нужно.
— Я серьезно. Просто я не видела того ребенка, а потом...
— Это не твоя вина, — говорит Филипп. — Этот курорт рекламируется как свободный от детей.
— Правда?
Его голос темнеет.
— Да. Это было одно из немногих моих требований. Не знаю, почему они сделали исключение для этой семьи, но...
— С твоим компьютером все в порядке?
— Он будет жить, — говорит он, но перспектива его не радует. Он ставит ноутбук на приставной столик рядом с собой, и он действительно выглядит нормально. Можно использовать.
— Пролития, слава богу, почти не было, — говорю я. — Но потом... ох. Оно попало на тебя.
Мы оба смотрим вниз, на его ноги, плавки и бежевое поло, которое на нем надето. На его правом бедре лежит одинокий листик мяты, а между коленями застряли кубики льда.
— Извини, — говорю я. — Правда.
Он встает со стула и отряхивается. Я смотрю, как крошечный листик мяты падает на пол.
— Перестань извиняться.
— Давай я принесу тебе еще выпить.
Он смотрит на меня.
— Иден, ты пролила свой собственный напиток.
— О, точно. Прости. — Я хихикаю в знак извинения и поднимаю свою сумку с того места, где она упала на землю. — Тогда позволь мне принести тебе напиток в знак извинения.
— В этом нет необходимости. Ты ни в чем не виновата.
Я широко улыбаюсь.
— Давай, позволь мне. Что ты хочешь? О, ты работал?
— Да. Wi-Fi здесь лучше. — Он проводит рукой по своим темным волосам. Сейчас они выглядят более растрепанными, чем раньше, как будто он только что вытер их полотенцем после купания.
— Точно. Ты разобрался в своей комнате?
— Там сейчас кое-кто проверяет маршрутизатор.
— Это хорошо, — говорю я, кивая раз и кивая два. — Очень хорошо. Так ты любишь мохито?
Он вздыхает, как будто я упрямлюсь.
— Да.
— Хорошо. Подожди здесь, я сейчас вернусь.
— Осторожно, дети, — говорит он.
Я так и делаю. Я очень осторожна по дороге туда и обратно, неся два мохито по завышенной цене. Я так сосредоточена на том, куда наступаю в своих шлепанцах-ловушке смерти, что не замечаю, пока не возвращаюсь, что он снова не открыл свой ноутбук.
Вместо этого он наблюдает за мной.
Я ставлю мохито на стол для него.
— Ну вот! Извини за это. Твой ноутбук не работает?
Он смотрит на свой напиток.
— Что это?
— Прости-меня-мохито...Прохито.
— Нет, розовый зонтик в нем.
— А, это? Бармен добавил его. Думаю, это знак того, что ты в отпуске и что ты наслаждаешься собой. — Я медленно улыбаюсь, вспоминая вчерашний ужин. — Хочешь, я сфотографирую, как ты его пьешь?
Он бросает на меня сухой взгляд.
— Ни в коем случае.
— Ты мог бы отправить ее своим коллегам.
— Они бы меня возненавидели, — говорит он и делает длинный глоток мятного коктейля. Его пальцы с трудом удерживают зонтик на одной стороне, и мне приходится прятать улыбку за своим стаканом. — Во всяком случае, больше, чем уже есть.
Это... интересный комментарий. По крайней мере, он получает высокий балл за самоанализ.
— Что ж, — говорю я. — Тогда приятной тебе деловой встречи.
Он кивает. На нижней части его рубашки-поло все еще мокрое пятно, и я не могу смотреть на него слишком долго, не испытывая чувства вины. Все вокруг бассейна наверняка видели, что произошло. Возможно, они даже начисляли очки. Семь-восемь баллов за это жалкое выступление. Слава богу, никто из персонала не видел этой катастрофы, иначе они были бы здесь с дополнительными полотенцами и добрыми улыбками, и мне стало бы еще хуже.
— Обязательно, — говорит он. — Наслаждайся своим... путеводителем.
То, как он это говорит, - почти злой комментарий. Но в его тоне есть что-то, что заставляет меня подозревать, что это сухая шутка. Может, он просто не привык их отпускать.