— А ты не умрешь? — спросила девочка.
— Нет.
— А завтра отвезешь меня на водохранилище? Мы с ним сговорились.
— Ладно… — сказал Зотов. — Иди спать. И в эту ночь Сиринга нашла своего Пана. И он посмеивался.
И Сиринга ему говорила прекрасным теперь голосом:
— Дурак… почему ты не мог мне сказать раньше?
— Мне нужно, чтобы сначала об этом узнали все, — отвечал он.
И Мария и Зотов стояли, как темные каменные истуканы в меркнущей степи, которых будут разгадывать тысячу лет — кто они? Почему стоят на холмах? Символом чего? Чем страдали? Зачем?
Но они с Марией теперь знали: свобода воли дана, чтобы узнать, чего стоит человек в каждом своем поступке. В каждом.
В комнате неслышно двигалась и прибирала в сундук тетрадки неслышная серая Нюра, которая позвонила Марии и сообщила ей, что Зотов вполне готов.
Он думал, что сундук остался пустой. Нет. Неправда. Когда давным-давно непослушная Пандора открыла запретный ящик и из него разлетелись несчастья, то на донышке осталась Надежда. Мало кто помнит эту деталь.
Глава восьмая
Красная книга
Когда-нибудь наука и Естествознание в такой же мере сольется с наукой о человеке, в какой наука о человеке сольется с Естествознанием. И это будет одна наука.
Нужно чем-нибудь быть, чтобы что-нибудь сделать.
Трезвый Дима, бывший бессмертный Анкаголик, сказал:
— Человека надо записать в Красную книгу, и всё уладится.
Зотову восемьдесят пять. Он бывал сшиблен наземь жизнью, смертью, старостью и унижением души. Ему восемьдесят пять, но он поднимается на счет «восемь» и снова встает в стойку — за своего деда, отца, сына, внука, правнука, праправнука, прапраправнука и всех, кого они могут породить. Он поднимается с пола, ограниченный канатами, пока еще не прозвучал счет «девять» и гонг.
Потому что Человек должен быть оправдан.
Тяжелые грузчики унесли книги. И остались Зотов с Настенькой вдвоем дожидаться Серегу. Пусто стало в квартире без книг и Сереги-второго, который поехал присмотреть, как им там, книгам, на новом месте — в непрядвинском доме! Фантастика.
Особнячок-то, в котором Зотов Настеньку обрел, он и был Непрядвина последний родовой дом. Фантастика. Предложение создать в особнячке философскую библиотеку начальство одобрило без затруднений. Фантастика.
Настенька ребенка ждет от Сереги и похожа на крольчиху… «Пузо три арбуза, — говорит она и прислушивается. — И растет ребенок там не по дням, а по часам». Фантастика.
И родильный дом с центральным отоплением ждет не дождется очередного князя Гвидона на острове Буяне. Фантастика.
А вокруг острова Буяна… Буян, Буян… На твоих рубежах полыхают пожары… Каждый год словно храм, уцелевший в огне… Каждый год как межа между новым и старым… Каждый год, как ребенок, спешащий ко мне… Фантастика. И весна вовсю, весна в цвету. Фантастика.
И на всем этом очередной барыга хочет попробовать ограниченную, небольшую такую, уютную ядерную войну? Репортер спросил мартышку у кнопки: знает ли она, на кого нацелены ракеты?… «Нет…»- ответил солдат. «Почему?…»- «Если б я знал, я бы свихнулся». Чтобы изобрести бомбу, надо сначала вообразить, что кого-то убиваешь безнаказанно. Мальчик написал в сочинении: «Зачем вы нас рожаете, чтобы потом убивать? Что мы вам сделали?…» Страшнее этого детского вопроса нет ничего.
Зотов читал много фантастики, и большинство читанного о том, как залететь подальше, лететь подольше и увидать побольше, — а вдруг где-то вдали еще живые существа живут, не вовсе такие, как мы?
И тут тарелки летающие без закусок или дыры во времени и пространстве, и ничего достоверного неизвестно, и любые летающие факты при жестком взгляде полной достоверности не дают, и большинство рассыпается на ошибки и мираж. И все хотят обнять вселенную логически, «линейно», как говорит Сапожников, и воображение летит не туда, не туда, и нет оглядки на то, что лежит под самым носом.
И вся планетная система вокруг Солнца, на которую ежели с другой звезды посмотреть, то Землю можно и не учитывать, такая она пылинка рядом с Солнцем, Юпитером и Сатурном?
А ведь именно на этой пылинке и капельке и живет живая жизнь. И перед этим невероятным фактом бледнеет вся механика вселенной и вселенной вселенных. Потому что достоверно известно, что все открытые вселенные — дохлые, а все остальное — недостоверно и догадки.
Когда-то думали, что Земля есть центр Вселенной и Солнце с остальными небесными подробностями вращается вокруг Земли. Теперь узнали, что вселенная необозрима и Земля — одна из ее пылинок.
А дальше сработала линейная логика — если вселенная бесконечна, значит, и планет на ней беспредельно, а если планет на ней беспредельно, значит, и живности на них бесчисленно.
Значит… Значит… А ничего не значит! Может значить, а может и нет.
Потому что если научная наука снова склоняется к тому, что, как в Каббале, вся материя была некогда собрана в одну точку с немыслимой энергией, у которой случился взрыв, и с тех пор вселенная разлетается, то по той же логике как не допустить, что если взрыв был один раз, то и жизнь могла зародиться один раз?… А зародившись один раз, еще только жаждет расселения?
Если логика там права, то она и тут права. Если взрыв один раз, то и жизнь один раз.
А так как ее пока нигде, кроме Земли, не обнаружено, то Земля и есть Центр Вселенной.
А что вокруг чего вращается, есть по сравнению с этим факт незначительный.
И если мог быть первый взрыв неживой материи, то мог быть и первый взрыв живой материи.
Тихий, великий, медленный взрыв расселения.
И пока что — это случилось на Земле, и о другом ничего неизвестно.
И никакая линейная логика не запрещает думать так.
И если допускают, что взрыв был один раз, то и жизнь случилась один раз и другой не будет.
Потому что неповторимость жизни — вот она, под носом, и она есть факт, а насчет первого взрыва — одни предположения.
И тогда искать объяснения Вселенной и ее разлета надо здесь, на Земле.
И тогда это есть меднозвонные скрижали и тайна тайн, и перед этим робеет душа моя, и сердце мое страшится одиночества на пешеходной тропе.
Фантазия?
Был в XIX веке забытый ныне праведник философ Федоров, которого называли Сократом XIX века. И жил он в бедности, потому что сам хотел. И всю жизнь писал огромный труд, посвященный одной идее: он считал, что долг каждого поколения восстановить телесно своих родителей, а те бы — своих, и так вглубь, до начала. Вот как он понимал бессмертие и Воскрешение из мертвых! Куда же поселить бесчисленные миллиарды бесчисленных поколений?… Федор считал, что надо расселяться по Вселенной.
Фантастика? Как посмотреть — если учеником Федорова был Циолковский, а учеником Циолковского был Королев, а учеником Королева был Гагарин Юрий, улыбка Земли. Где гарантия, что фантазия Федорова неосуществима? На стене Золотых ворот во Владимире копьем нацарапано: «Гюргий стоял тут». Гюргий — это Юрий. И все связано.
— Образ — пункт встречи естествознания и науки о человеке.
Пункт встречи…
Без образа — никуда. Образ желаемого стихийно влияет на все и, овладев массами, становится материальной силой товарищества.
Дед, который догадался, что сознание родилось от стыка сна и яви…
Сократ-Аграрий, который догадался, что нравственность общая, не делится на норовы, а складывается из них…
Он, Зотов Петр — первый Алексеевич, который догадался, что зло — это не страх реальной смерти, а выдуманный страх быть преждевременно превращенным в отходы… — вот оно, его открытие.
Сапожников, который догадался спросить: если вся материя была собрана в одну точку, то что было вокруг?… И предположил: другой тип материи.
Панфилов, который догадался спросить: если вся материя была собрана в одну точку, то что было до этого? И предположил: другой тип цивилизации…