— Вылечить спину? Как это? Не вижу связи.
— А вот так, — ответила я, — Но мы на этом остановимся — этого более чем достаточно для одного раза. Видите ли, мысли, которые двигаются по этому каналу вдоль спины, — неправильные мысли. Они видят все совсем не так, как есть.
И это-то как раз и вызывает возмущения внутри канала и забивает тот самый центр, о котором мы с вами только что говорили, — и я снова ткнула его в спину, чтобы он хорошенько все запомнил.
— И из-за этого у меня болит спина, — вздохнул он.
— И из-за этого у вас болит спина, — повторила я, — Именно поэтому у вас болит спина.
— Стоит исправить это, и все будет в порядке со спиной?
— Стоит исправить это, и все будет в порядке с вашей спиной, и с любой другой тоже.
Он повернулся и принялся застегивать рубашку. Глянул на свой рабочий стол:
— Не такая уж это и малая книга, — задумчиво произнес он.
— Господин пристав, — я обернулась в его сторону, когда тот открыл дверь в мою камеру. Он посмотрел на меня сверху вниз своими красными глазами, как кот, который загнал в угол мышь.
— Мне нужна еда. Мне необходимо питаться. У меня нет здесь семьи, и у меня нет денег. Но я могу работать; умею работать помногу, только дайте попробовать, и мне все равно, насколько будет трудно — я могу заниматься любым… любым честным трудом.
Пристав широко и вальяжно осклабился; это была первая улыбка, которую я увидела на его лице, и меня это зрелище не на шутку напугало. Я почти ощущала, как в соседней камере Бузуку обратился в слух.
— Что ты умеешь, девчонка? Какие такие… навыки могут быть у девчонки? — последовала еще одна омерзительная улыбка.
Я подумала об уроке, который только что закончила с комендантом.
— Знаю йогу, — сказала я, — могу учить йоге, а еще могу учить праязыку — по книгам на санскрите.
Пристав грубо расхохотался.
— Я сказал навык, девушка! Что-то, за что кто-нибудь пожелает заплатить.
Я вспыхнула и потупилась. Самые большие ценности мира не имеют для него никакой ценности. И тут я вспомнила еще кое-что.
— Умею ткать. Я очень хорошая ткачиха — и скорая.
Пристав примолк, уставившись на меня и что-то подсчитывая в уме. А потом рявкнул:
— Бузуку!
— Да… господин! — раздался ироничный голос из-за соседней стены.
— Если тебе охота кинуть пару плошек заветренного риса этой дуре — валяй. Если она не сможет ткать, как она говорит, или оказывать какие-нибудь другие… ценные услуги, скажем так… то она все равно долго не протянет.
— Да… господин, — снова раздался тот же голос — насмешливый, но не настолько, чтобы вызвать к действию палку, и мы все это понимали.
Глава 9. Северная Звезда
Ночные передачи через черную дыру в стене прекратились, зато из-за переднего угла начали поступать вполне щедрые плошки с рисом и бобами, а иногда даже маленькие вкусные сюрпризы. Я заметила, что эти приятные дополнения — скажем, горсть арахиса — появлялись тогда, когда дежурил караульный. В такие дни он усаживался на скамейке, ссутулившись и выпятив кругленькое брюшко, и сам ковырялся в большущей горе арахиса, уставившись в потолок или на противоположную стену. Лузгая орехи по одному, вяло бросая скорлупу прямо на землю, в невесть с каких пор копившиеся уже грязь и мусор.
— Что это? — спросил комендант во время нашего следующего занятия.
Он протянул мне куски пергамента, которые я хранила сложенными в конце Краткой Книги.
Я невольно потянулась и с почтением коснулась их — даже одно прикосновение могло поддержать меня.
— Это записи — пометки, которые я сделала на родном тибетском, когда мой Учитель преподавал мне Краткую Книгу Йоги. Там же и сделанный нами перевод. Они совершенно бесценны, даже более, чем сама книга Мастера, поскольку существуют другие копии.
Комендант задумчиво кивнул и заботливо положил листы на место.
— Вы все еще верите, что я украла эту книгу — что я могла украсть подобную книгу? — спросила я напрямую.
Он смотрел на меня какое-то время, а потом опустил глаза.
— Это все еще… предмет расследования, — ответил он.
— Расследование? И кто его ведет?
— Пристав, — ответил он прямо, и лицо у меня вытянулось, — Пристав вел это расследование, выясняя, не пропала ли у кого эта книга.