Выбрать главу

Не стоит делать выводов о сознательном мошенничестве со стороны Эйзенманна. Ситуация напоминает случай в начале 1900-х, когда вышедший на пенсию немецкий профессор математики герр фон Остен преподавал своей любимой лошади Гансу уроки истории, математики и чистописания. Лошадь могла показать свои академические способности, выбирая ответы на вопросы. Так, например, был вопрос: «Какое из четырех слов правильно записано?», затем дан примерно такой список: 1) йам; 2) йма; 3) май и 4) айм. Лошадь отвечала, поворачивая диск своей ногой соответствующее количество раз (в данном случае три). Фон Остен не демонстрировал свою лошадь за деньги, но он пригласил избранный круг известных этологов, чтобы они посмотрели и самостоятельно протестировали ее. Общее впечатление было, что лошадь справедливо заработала свое прозвище Умный Ганс, так как казалось, что она имеет обширные познания в области языка, а также хорошее знание математики, истории и географии. Истинная природа дарований Ганса была раскрыта психологом Оскаром Пфунгстом, который доказал, что лошадь отвечала на задания, ориентируясь на неосознанные, почти незаметные повороты головы и телодвижения зрителей в аудитории. Главным сигналом был общий мимолетный импульс от непроизвольного ослабления напряженности наблюдателей, когда копыто доходило до правильного ответа. Это помогло объяснить тот факт, что точность Ганса в понимании языка снижалась с приближением сумерек, поскольку лошадь больше не могла угадывать признаков правильного ответа по реакции аудитории.

В случае с Лондоном и другими собаками также существовал понятный ключ к отгадке. Взгляд в сторону объекта, о котором вы говорите, — естественный и неосознанный акт. Способность собаки верно интерпретировать направление взгляда значительно повышает уровень понимания ею разговорной речи и служит для нее дополнительной подсказкой. Все, что остается сделать собаке, — определить назначенное направление и тон голоса, приказывающий ей сделать что-либо с объектом в этом направлении. Я думаю, что на некотором уровне Эйзенманн, возможно, знал, что было нечто важное в его взгляде и обстановке, так как позже он писал. «Хотя время от времени я даю команды моим собакам, повернувшись к ним спиной, я не приемлю такой практики».

Но как именно собаки ориентируются в командах, которые мы им даем, когда говорим им, куда пойти и что сделать? Может быть, собаки отвечают на довольно явные движения нашей головы и тела или, возможно, просто следуют за направлением, в котором устремлены наши глаза? Люди весьма точно могут определить направление, в котором смотрят другие, так что это вполне вероятно. Профессор Ворден проверил это на Феллоу, закрывая глаза его владельцу. Когда Герберт задавал направление в определенной команде, Феллоу прекрасно выполнял эту команду, даже при том, что не видел глаз хозяина. Значит, собака ориентировалась по движениям, идущим от головы и тела, вместо того чтобы ориентироваться по пристальному взгляду.

Из этого можно сделать важное заключение: когда собаки, как нам кажется, отвечают на слова в нашем разговоре, они не понимают наших слов. Конечно, они могут знать множество слов и звуков, но именно их обостренная способность выбирать направление для ориентирования, глядя на нас, делает их в наших глазах более знающими, чем они есть на самом деле. Ряд слов, которые обычно используют для разговора с собакой, может включать звуки, понятные ей, например, «возьми», «принеси», «найди», «прыгни» или «иди». Однако другие звуки нашей речи могут не иметь вообще никакого значения для нее. Таким образом, если я говорю моей собаке: «Возьми красный предмет», — это мои слова, указывающие на действие «возьми», заставляющие собаку приготовиться, чтобы пойти и взять, но это еще и движения моей головы и тела, которые направляют ее в место, где лежит красный мяч, который я прошу принести. Именно наша антропоцентричность заставляет нас думать, что единственным важным средством общения является наша речь. Моя собака не знает, что такое «красный предмет», но независимо от этого предмет, на который я пристально смотрю — будь он красным, белым или зеленым, — она мне принесет.