Я стараюсь не слышать и не смотреть на успехи в другом загоне. Я пытаюсь сосредоточиться на своей миссии. Мутт постоянно лает, поэтому овцы нервничают.
– Повали ее на пол и крепко держи, – я слышу свой ободряющий голос.
Должна ли я объявить новость, что у меня никогда не было брата, который научил бы меня драться? Или сестры, на крайний случай.
– Мутт, ты должен мне помогать.
Мутт – отличный пастух овец. Я поняла это, когда он попытался отогнать животных. Мутт умело возглавил их и снова загнал овец в угол.
Быстрым движением, навалившись всем своим весом на овцу, я начала ее брить. Когда грязная пушистая шерсть начала летать в воздухе, я была очень счастлива.
Я слышу смех, аплодисменты и различные наставления от Ду–Ду. Не останавливаясь, я с энтузиазмом стригу грязную шерсть овцы.
Сделав шаг назад, я посмотрела на бедное животное. Ладно, я не слишком хорошо сделала свою работу. У нее прическа ирокез, а ее спина напоминает кардиограмму. Но я сделала это, и я чувствую победу.
До тех пор пока я не услышала крик Рона:
– Что, черт побери, здесь происходит?
Глава 17
Из–за американских горок под названием «жизнь» у меня кружится голова
– Эми, нам нужно поговорить.
Ненавижу, когда родители думают, будто могут сесть и сказать тебе, как плохо ты себя вела и при этом ожидать, что ты будешь тихо сидеть и кивать, словно кукла 23.
– Что ты хочешь?
Я сижу напротив дома вместе с моим талисманом Муттом. Я горжусь им, он величайший овечий пастух. Я слышу, как дядя Хаим дома кричит на Снотти. Кажется, он не был довольным, когда Рон рассказал ему о нашем маленьком соревновании.
– Я просто хочу знать, что с тобой происходит, – сказал Рон, садясь рядом со мной.
– Ничего.
Он положил руку на мое предплечье.
– Веришь ты или нет, но я хочу, чтобы ты была счастлива. Тебе не нужно стричь овец, чтобы мне что–то доказать.
Я пожала плечами, пытаясь сбросить его руку.
– Если ты хочешь, чтобы я была счастлива, дай мне прямо сейчас билет обратно домой. Мне здесь не место, – потом я добавила, – и я не принадлежу тебе.
Не знаю, почему я это сказала. Я понимаю, произнесенные мною слова ранят его. Возможно, в глубине души я хочу обидеть его лишь потому, что его не было рядом со мной последние шестнадцать лет моей жизни. Я смотрю на Мутта и чещу ему брюхо, потому что не могу смотреть на разочарование своей жизни.
– Хорошо.
Подождите. Он сказал «хорошо»? Я думаю, он действительно так сказал, но я все еще не могу в это поверить.
Когда я посмотрела вверх, Рон отдалялся от меня. Он шел к дому. Мои ноги немного онемели из–за того, что я долго держу щенка на коленках, но отпустив его, я последовала за Роном.
Зайдя домой, я приблизилась к нему. Он копался в своем чемодане.
– Что ты сказал?
Он искоса посмотрел на меня, а потом снова начал рыться в своем чемодане.
– Я сказал «хорошо», Эми.
– Хорошо, если…
– Я хочу, чтобы ты была счастлива, и если для этого мне придется уйти из твоей жизни, я это сделаю, – он достал листы из чемодана и протянул их мне. – Это твой билет обратно в Соединенные Штаты.
Мгновенье я колебалась, но потом протянула руку и взяла билет из его руки.
Меня накрыла волна грусти и печали. Выбежав из дома, я направилась к горе, где Савта рассказывала мне о своей любви к этому месту.
Сидя на краю горы, я думаю о том, что оставлю позади, если вернусь домой. Матана. Моих дядю и тятю, с которыми я недавно познакомилась. И Мутта.
Но больше всего я хочу здесь остаться ради Савты. Я люблю ее, и не могу просто оставить ее, пока не буду знать, как она прошла курс химиотерапии.
Прижав колени к груди, я размышляю о здешней жизни, о жизни в Израиле. С одной стороны это часть меня, но с другой нет.
Возвратившись домой, я смотрю на Рона. Я должна сказать ему, что хочу остаться здесь по определенной причине: я хочу знать, как вписаться в его жизнь. Увидев, что он разговаривает по телефону, я в ожидании села на стул.
Рон протянул мне трубку.
– Это твоя мама. Я ей позвонил.
– Нам нужно поговорить, хорошо? – сказала я, взяв трубку телефона.
Он кивнул, положил руки в карманы и вышел на улицу.
Я приложила телефон к уху.
– Алло?
– Эми, с тобой все в порядке? Рон только что сказал, что ты хочешь вернуться домой.
– Я хотела, но сейчас уже нет.