Но когда Тэрик улыбнулся, я немного успокоилась. Это искренняя улыбка, а не фальшивая, которую люди зачастую выдавливают из себя, пытаясь быть вежливыми (как это делает Марк). Нет. Улыбка достигает глаз Тэрика.
– Входите! – с энтузиазмом сказал Тэрик. – Прошло много времени, друг – он похлопал Эйви по плечу.
– Как университетская охота? – спросил Эйви.
Тэрик засмеялся.
– Не стоит об этом говорить. Хотя я получил письмо из UCLA 32и Northwestern 33. Эми, скажи мне, что ты здесь делаешь? – добавил он, пока мы направлялись к маленькой комнате.
В центре комнаты и рядом с одной стеной лежат подушки. Тэрик знаком пригласил нас сесть. Посмотрев, как Эйви садится на оранжевую подушку, я следую его примеру и сажусь на светло–голубую подушку.
– Я приехала на лето с отцом.
В комнату зашла женщина, одетая в национальный мусульманский наряд с покрытой головой. Она принесла поднос с фруктами и поставила его перед Тэриком. Она ничего не сказала. Просто поставила и ушла.
Тэрик взял апельсин и протянул его мне.
– С нашего дерева. Уверен, он вкуснее, чем в Америке.
Эйви взял гроздь винограда с подноса и начал его есть. Тэрик взял себе апельсин лишь после того, как я начала чистить свой. Может, по мусульманским традициям хозяин начинает трапезничать только после гостей?
Я не могу поверить, что палестинец не только пригласил меня в дом, но и угощает еврейского израильтянина и незнакомую американку с улыбкой на лице.
– Вы встречаетесь? – спросил Тэрик.
– Только на лето, – мое лицо покраснело от смущения. – Вот и все.
Тэрик засмеялся.
– А после лета?
Этот вопрос был направлен мне, но Эйви ответил:
– После каникул она вернется в свою страну. Там у нее есть парень.
– Ах, сейчас история стала интересней. Думаю, мне нравятся американские женщины.
Эйви положил в рот большую зеленую виноградину.
– Тэрик, пожалуйста, не позволяй ей себя обмануть. Эми Isanha taweel.
– Простите? Если вы собираетесь говорить обо мне, будьте любезны говорить по–английски, дабы я смогла себя защитить.
Тэрик смотрит на меня с озорным взглядом.
– Он сказал, что у тебя такой же острый язык, как и у змеи.
Изумленно открыв рот, я сказала:
– Ничего подобного. Извинись, – сказала я Эйви.
– Эми, ты должна знать, что этот парень не извиняется. Это не в его стиле.
Смеясь, Эйви закинул в рот еще одну зеленую виноградину.
– Тэрик, тебе нужно быть адвокатом, а не врачом. Тебе нравится оспаривать все аргументы, запутывая всех.
Наш разговор прервали шаги за дверью. В комнату зашли две девушки и принесли чашки с чайником. Они поставили чашки напротив нас.
– Это мои сестры, Мадиха и Айра.
Боже, моя жизнь и жизнь этих девушек так сильно отличается. Улыбаясь, они немного наклонились, чтобы поздороваться. Поднявшись, я сделала то же самое. Я чувствую, что немного неправильно одета. Интересно, что они обо мне думают? Я не покрываю голову и как они не нашу длинные платья. Я представляю, насколько сильно отличаются наши жизни.
После того как они ушли, я села и съела дольку апельсина. Он очень вкусный. Такое впечатление, будто я облизываю ложку с сахаром. Ммм!
Когда сестры оставили нас одних, Эйви сказал Тэрику:
– Эми думает, что все израильтяне ненавидят палестинцев.
Последнее, что я хочу делать, так это спорить о политике с ними двумя, да и к тому же, Эйви примет его сторону. Я чуть не подавилась апельсином. Когда я, наконец, проглотила дольку, я открыла рот, чтоб что–то сказать, но так и не смогла ничего ответить.
Тэрик, откинувшись назад, сказал:
– Палестинцы предъявляют требования к той же земле, что и израильтяне. Нет возможности этого избежать.
– Но, – продолжил Эйви, – не все палестинцы ненавидят израильтян, и не каждый израильтянин ненавидят палестинцев.
– Ребята, как вы можете дружить? – я повернулся к Тэрику. – Он пойдет служить в армию Израиля!
Тэрик пожал плечами.
– Это жизнь. Он должен это делать. Моя жизнь ничем не отличается. Но мой народ решил носить другую форму; единственную форму, который мой народ считает эффективной.
– Никто не выиграет. Почему нельзя прийти к соглашению и придерживаться его?
– Надеюсь, в будущем все измениться, – признался Тэрик. – Для кого–то мир с израильтянами недопустим. Я? Я хочу мира, но также я хочу, чтобы мой народ уважали.
Эйви, смотря на меня, сказал:
– Эми, многие израильтяне хотят того же. Мира, который бы гарантировал, что наши женщины и дети, не беспокоясь за свою безопасность, смогут спокойно ходить по улицам или ездить в автобусах.