Так лучше, поясняет ее мать. Для нас обоих лучше. Мы правда очень дружно живем. Да, такое возможно,
Эми, хотя я и не надеюсь, что ты поймешь это. Можно оставаться верным другом мужу или жене, даже если при этом тебе не приходится глядеть на один и тот же профиль за каждым будничным завтраком или обедом.
Да нет, я думаю, это доступно пониманию, говорит Эми и позволяет себе улыбнуться.
Ее мать выглядит моложе, чем она ожидала, даже моложе, чем та сохранилась в памяти Эми. Теперь ее мать краснеет, у нее такой вид, словно она вот-вот расплачется; Эми тут же раскаивается в словах, которые можно было истолковать как вежливые. Она возвращается к Кейт, но та сидит совершенно спокойно и не нуждается ни в чьей опеке. Отсюда Эми видно пальто Кейт, висящее в коридоре на вешалке: рукава чуть согнуты, их складчатая пустота еще хранит форму ее маленьких рук.
Я отвечу на все твои вопросы за ужином, говорит она матери, стоя к ней спиной. Где можно уложить Кейт? Вначале я уложу ее спать. Она устала.
Я совсем не устала, возражает Кейт. Я не хочу спать.
Кейт можно уложить в гостевой комнате, предлагает мать Эми. А тебя ждет твоя комната. Ужинать будем через час. Я позову твоего отца.
Она снимает телефонную трубку.
Он еще на работе, говорит Эми.
Он там, на своей половине дома, поправляет ее мать и нажимает на кнопки, набирая номер.
Поднявшись по лестнице, Эми прочитывает слова «Гостевая» и «комната» на табличке, привинченной к двери свободной комнаты. В середине коридора ее взгляд натыкается на новый тупик: должно быть, вторая половина коридора и остальные комнаты оказались в отцовской половине дома. Она расстегивает сумку на одной из кроватей, потом выпускает ее из рук и садится на стеганое одеяло. Ее руки бессильно падают. Одежда внезапно прилипает к плечам и спине, пропитывается пбтом.
Иди-ка погляди на комнату, которую я нашла, зовет Кейт. Просто фантастика! Иди скорее сюда.
«Комната» и «Эми». Таблички с этими словами — новые, но запах в самой комнате, что расположена через коридор напротив, стоит прежний, как будто только вчера, только сегодня утром она вдавливала большим пальцем кнопку в стену, прикрепляя вырезанную фотографию актрисы в наряде монахини; половинку рождественской открытки, где ангел держит розу в розовом саду; черно-белую открытку полувековой давности, на которой кто-то изображает Жанну д'Арк. Еще мгновенье — и, если она не проявит осторожности, все это снова хлынет ей обратно в память, она вспомнит имя актрисы, имя средневекового художника, прорисовавшего каждую золотистую чешуйку на крыльях ангела, вспомнит, кто вырядился святой Жанной, и когда, и почему. Ее голова, глаза и плечи уже устали от этих трех картинок, а здесь еще сотни других. Она затуманивает взгляд, превращает стену в расплывчатое пятно. Ей все равно еще видно, что картинки, вырезанные из газет, пожелтели и закрутились по краям, и кровать с простыней поверх одеяла ждет ее в густом приятном запахе лака для дерева. Щетки для волос на туалетном столике стоят на своих местах. Прямо за окном тихо колышутся листья. Она закрывает глаза.
Можно я буду здесь спать? — интересуется Кейт. Вот она — разглядывает книги, которые тянутся вдоль стены снизу вверх, потом оборачивается, чтобы поглазеть на коллаж.
Нет, говорит Эми, тут слишком пыльно. И слишком сыро.
Потом Эми замечает в углу кресла, под большой белой кошкой-игрушкой с незаметной молнией на животе (для пижамы), пачку писем. Она поднимает пустую кошку и сбрасывает ее на пол; подносит конверты к лицу. Она вглядывается в почтовые штемпели на паре конвертов, кидает их, не вскрывая, обратно на кресло, вместе с остальными.
На полу, под какими-то маленькими свертками, которые она сбросила, стоит большая коробка, обмотанная клейкой лентой. Эми разрывает ленту наверху и раскрывает коробку. Запускает руку внутрь, в щель между книгами, и выуживает письмо, вскрывает его. Подносит подпись близко к лицу. Потом удаляет письмо на расстояние вытянутой руки, чтобы разглядеть его как следует.
Она снова складывает письмо, засовывает обратно в конверт, бросает конверт обратно в коробку. Вынимает книгу, лежащую сверху, переворачивает, проводит пальцами по знакомой обложке. Раскрывает книгу, держит раскрытой, подносит к носу. Сухой и резкий — запах бумаги, только и всего.
Она одной рукой закрывает книгу. Кладет ее обратно в коробку и закрывает картонной откидной крышкой. Делает все это решительно, с эмоциональной рисовкой, словно за ее движениями наблюдает публика, тихо сидящая в темных бархатных креслах под краем сцены, хотя никакой публики в помине нет, есть только Кейт, которая ничего не заметила: она уже сидит на кровати и, перемещаясь между картинками, приколотыми к стене, шевелит губами, касаясь каждой картинки по очереди.
Если Кейт будет спать здесь, думает Эми, тогда мне не придется этого делать.
Внизу, в столовой, никого нет, но стол уже накрыт, на тарелках лежит еда, блестящая и испускающая пар.
Усевшись на свое старое место, она замечает сбоку от тарелки две большие книги — такие же блестящие, как и еда. Сверкающие ряды слов и фотографии безупречной глянцевой еды привлекают взгляд цветами, нарочно отобранными для того, чтобы угодить глазу.
Ее мать стремительно входит в комнату и снова выходит, неся все новые блюда с едой. Как видишь, я тут без дела не сидела, пока тебя не было, говорит она. Я ведь никогда не была лентяйкой, правда? — спрашивает она. Теперь-то ты должна это понимать, раз у тебя самой ребенок; когда я была беременна тобой, я так ужасно себя чувствовала, что вообще есть не могла, продолжает она. На седьмом месяце я весила меньше, чем до беременности, подумать только! А твой отец был рад, что ему хватило вкуса жениться на единственной женщине, которая умудрялась выглядеть так изящно и необычно на девятом месяце, доносится ее голос с кухни. Может, пока ты здесь, говорит она из-за плеча Эми, проглядишь, что я тут написала для вегетарианского издания, это только для вегетарианцев, а ты, кстати, еще вегетарианка? Помню, ты раньше мяса не ела. Может, посмотришь корректуру, если ты не против, это была бы бесценная помощь.
Эми листает страницы, со вкусом заполненные цветными фотографиями; закрывает книгу и сидит, вдыхая густые запахи настоящей еды, с не меньшим вкусом разложенной перед ней. У нее что-то сжимается в горле. Я не настолько голодна, спасибо, думает она. Я не смогу просмотреть твою корректуру; я уже давно разучилась читать. Разбирать слова — это все равно, что разбирать иероглифы на стенах темных гробниц. Наверняка ты нашла бы мне терапевта, который вылечил бы меня всего за шесть коротких сеансов, но я предпочитаю идти медленным путем. У меня теперь совсем другие жизненные планы, спасибо, думает она. И ни один из вас не будет общаться с Кейт. И она не будет общаться с вами обоими.
И только когда ее мать наконец садится за стол, подпирает голову рукой и велит ей приступать к еде, не ждать отца — тот не явится сегодня ужинать, — Эми заговаривает вслух. Какой у него номер? — спрашивает она мать, потом набирает отцовский номер по кухонному телефону и сразу же слышит, как где-то за стеной раздаются звонки.
Привет, это Эми, говорит Эми. Мне нужно кое-что спросить у тебя и у Патриши.
Она слышит, как отец дышит ей прямо в ухо.
Вот что мне нужно, продолжает Эми и смотрит на мать, чтобы убедиться в том, что та тоже слушает.
Мне нужно, чтобы вы дали мне немного денег. Не очень много, просто я хочу кое-куда поехать, и мне не хватает денег. А еще я хочу, чтобы ты позвонил своему приятелю из паспортного стола, ну, тому бородатому весельчаку, не помню, как его зовут, с которым ты учился в колледже в старые добрые времена. У меня с собой ребенок, но у нее нет свидетельства о рождении, а нам нужен паспорт. Паспорта сроком на год будет достаточно. Фотографии у меня есть. И чем скорее, тем лучше; мы хотим поехать в ближайшие дни, как только купим авиабилеты.
Она кладет трубку и ждет вопросов от матери. Да, заранее мысленно отвечала она, верно, рождение Кейт так и не было зарегистрировано. Нет, я никогда его не регистрировала. Нет, поскольку я его не регистрировала, у нее и нет свидетельства. Нет, особых проблем никогда не возникало, мы всегда как-то выкручивались. Потому что мне просто не хотелось регистрировать. Я собираюсь взять ее с собой за границу. Потому что она никогда там не бывала. На пару недель или на неделю, сама не знаю. Ну, живем мы очень даже неплохо. Нет, много нам не нужно. Нет, я не скажу тебе, где мы живем.