Энгус лежит на спине, заложив руки за голову. Пижама сверху расстегнута. Он созерцает свою грудь.
Внизу Авриль готовит ему кофе, звякает чашками и тарелками. Он поворачивается, вздыхает, снова вытягивается на спине. Где-то далеко за его затылком звонит церковный колокол.
Энгус, непреклонный Энгус, как дела, приятель? Донни обнял Энгуса за шею, подмигнул Линде, стоявшей за стойкой бара. Будь добра, Линда, порцию выпивки для непреклонного Энгуса. Это все его предки, сказал он Биллу, Уилли и Хью в переполненном по случаю субботы пабе, он тут ни при чем, продолжал Донни, это все голоса диких горцев зовут его через века, пробиваются сквозь глину и землю. А, приятель Энгус, что, разве не так? Донни звякнул мелочью о стойку бара и заговорил с интонациями жителя западного побережья. Будь непреклонен ныне, Энгус Мор, провыл он, таков завет твоей семьи, твоего рода, таков девиз: Непреклонен до Смертного Часа. Хотя как проскочить преклонный возраст? — спросил Донни, и все рассмеялись. Но Энгус насмешил всех еще больше, когда, сохраняя на лице полную серьезность, проговорил: что ж, Донни, и я, и мои северные предки очень благодарны тебе за любезность, сегодня вечером здесь со мною в духе присутствуют мои предки за три последних века, и каждый из них тоже выпьет по полторы рюмки и вежливо тебя поблагодарит, большое спасибо.
Редкость — перепалка с Донни, большая редкость.
Потом, возвращаясь домой мимо гавани, Энгус видел, как в легких волнах прилива лодки качаются, будто большие лошади, и тычутся друг в друга носами. Дальше, мимо сосисочной, мимо гаража, он осторожно пробирается между автомобилями, припаркованными бок к боку, бампер к капоту, потом шагает по дороге и по траве, вдоль ограды кемпинга, мимо темного участка, где проступают громоздкие очертания караванов, сдающихся внаем. У ворот он остановился. Подержал в руке висячий замок. Дернул за цепь, проверяя ее прочность.
Нужно зайти и проверить, думал он. В любом случае я могу тут постоять. Я могу стоять тут сколько угодно. Если мне захочется, я могу хоть всю ночь тут простоять. Имею право. Это все мое.
Он перегнулся через ворота, вгляделся в темноту. Ничего не видно. В проволочной ограде гудел ветер. Энгус оттолкнулся от ворот и отправился туда, куда ему и нужно было, — к домам над парковкой, с освещенными квадратами окон, оставив позади закрытый на зиму кемпинг, просторный, тихий и погруженный во мрак.
Энгус снова переворачивается, когда входит Авриль. Она выглядит усталой. Она уже начинает походить на свою мать. На нижнем этаже, в застекленном шкафу стоит фотография, на которой они все втроем сняты возле церкви. У него большой свисающий воротник, рубашка с гофрированным жабо спереди заправлена в килт: тогда это еще не выглядело как наряд педика, все такое носили. Прическа у него — как у Кевина Кигана[7]. А у нее волосы, как бы это сказать, словно распушенные — как будто кто-то надул их велосипедным насосом.
Он садится на постели, берет чашку. Наблюдает за тем, как она аккуратно закручивает кончики волос внутрь с помощью расчески.
Как называлась, спрашивает он, та прическа, которую ты сделала на свадьбу?
Что? — откликается она.
Какая у тебя тогда была прическа? Не могу вспомнить, как она называлась, говорит Энгус.
Такая с перьями? — спрашивает Авриль, не отрываясь от зеркала.
Энгус, снова растянувшись на кровати, уставляется на потолочные светильники.
Смешно, правда, говорит он, увидеть себя такими, какими мы были тогда? Завязли в прошлом, как старенькая «кортина».
Авриль застегивает на себе что-то модное. Всасывает воздух сквозь зубы.
Я не буду тебе больше напоминать. Мы должны быть там к обеду.
Теперь Энгус ненадолго выскочил из дому, чтобы успеть купить газет. Но он идет длинным путем — через парковку, вдоль прибрежной дороги. Там, возле береговых скал, он замечает Кейт — во всяком случае, ему кажется, что это Кейт, фигурка очень похожа. Он осматривает окрестности, но больше никого не видит: с ней никого нет. Он снова глядит туда, где она только что была, и ему приходится оглядеть все побережье, чтобы снова найти ее взглядом: фигурка уже далеко, она несется к воде.
Дойдя до ворот, он ставит ногу на одну из перекладин и грузно переваливается на другую сторону. Ему нужно только проверить кое-что. Он просто проверит. Это займет меньше минуты. Он отпирает контору и входит, оставив дверь за собой открытой. На автоответчике никаких сообщений. Он какое-то время топчется на месте. Потом снова запирает дверь, направляется к каравану. Смотрит на часы. Подходит — быстрым, деловитым шагом, дважды стучит в дверь, стоит и ждет.
Наконец он находит ее в прачечном корпусе — она выгружает белье из стиральной машины в бельевую корзину. Она стоит к нему спиной, склонившись перед машиной, потом нагибается, чтобы поднять корзину с влажным бельем.
Давай я отнесу, предлагает он, не поднимай такую тяжесть.
Ой! — говорит она, ты меня напугал. Нет, я лучше сама…
Но Энгус уже взял у нее груз и несет его из одного конца комнаты в другой, от стиральных машин к сушилкам.
Эми улыбается. Спасибо, благодарит она.
Энгус стоит, переминаясь с ноги на ногу. Ерунда, отмахивается он, и проходит совсем близко к ней, направляясь к двери. У тебя все в порядке? — спрашивает он.
Да, все отлично. Спасибо, отвечает Эми.
Ты не стесняйся, продолжает Энгус. В любое время. Если что-то понадобится, сразу говори, ладно?
Хорошо, спасибо. Эми отворачивается и бросает мелочь в машину. Уходя, Энгус слышит, как монеты проваливаются в прорезь.
У ворот он снова хватается за верхнюю перекладину и, перевалившись на другую сторону, приземляется ловко, хоть и немножко болезненно, на ноги. Вот так, поощряет он сам себя. Он всегда умел это делать, с детства.
По дороге к газетному киоску он думает, что порой англичане очень даже милы, когда узнаешь их поближе, по отдельности. Нельзя, конечно, сказать, что ее он знает хорошо. Наоборот, странно: можно больше года работать с каким-нибудь человеком и совсем его не знать — ну, кроме того, что ей нравится получать зарплату наличными, что она не любит добавлять много молока в чай, не любит, когда ей задают много вопросов, и тому подобное. Ее любимое — красное с мороженым внутри, как-то раз он купил ей и даже убедил сразу же спрятать кошелек, и ей не пришлось отдавать ему 57 пенсов, он не хотел их брать. Подумаешь, какие-то 57 пенсов! И ведь странно — можно почти совсем не знать человека, и в то же время знать, что он — не такой, как все. Энгус берет у нее письма и газеты, говорит, не беспокойся, я сам с этим разберусь, Эми. Ему нравится произносить ее имя. Он старается не произносить его слишком часто, поэтому когда он все-таки произносит его, то кажется, что оно означает что-то особенное. Он уверен, что она сбежала от мужчины — от мужчины, который, может быть, бил ее или ее девчонку. Он в этом уверен. От мужчины, который слишком часто поднимал руку на нее, от такого кто угодно подался бы в бега. Или от мужчины, который забрал у нее все деньги. А может, это она забрала у него все деньги. В общем, какие бы у нее основания ни были, наверняка они веские. Иногда Энгус даже представляет, как в его кемпинг заявляется эдакий учтивый англичанин, хорошо одетый, с вкрадчивым голосом (а порой это лысеющий коренастый головорез с боксерским телосложением), и спрашивает, здесь ли она. Говорит о ней что-нибудь неприятное со своим ист - эндским выговором или своим шикарно-ресторанным, с шикарной водостойкой поверхностью, голосом. Энгус оглядывает его с головы до ног, чувствует, как раздуваются и пышут гневом ноздри, он уже замахивается и сильно бьет его под дых, так что тот падает на землю, вернее, падают оба — и головорез, и хлыщ, и ощупывают себе челюсти, пока Энгус разминает кулак. Чтоб я больше не слышал, как ты говоришь гадости о даме, ясно? — спрашивает он. И смотри у меня, если я снова увижу, что ты возле нее ошиваешься. Смотри, если я тебя замечу где-то рядом!
Хьюи говорил в пабе в прошлом году: Значит, Энгус, у тебя теперь новая помощница.
Донни: Англичаночка, да? Задирается, наверно?
7
Кевин Киган — знаменитый футболист (р. 1951), одна из самых ярких личностей английского футбола.