— Когда буду работать, куплю колбасы и консервов, — оказал Грач. — А теперь купаться. Никакого удовольствия тут стоять и подсматривать.
Мы по-быстрому разделись и с разбегу бросились в воду. Городские, конечно, вздрогнули от наших криков, и женщина проворчала:
— У, черти, и откуда вас?
Она стряхнула несколько капель с голой спины и с полосатого купальника. Мужчина сидел по другую сторону скатерти, и до него не долетели брызги, и, может, потому он казался невозмутимым.
— Допьём? — спросил он. И опять разлил в алюминиевые кружки шампанское.
А мы уже играли в «козы» на мелях, орали и брызгались и, казалось, забыли обо всём. Вот только колбаса и консервы так и стояли передо мной. Грач и Лёнька тоже косились на бережок, и оттого игра получилась скучной. Потом и женщине захотелось искупнуться. Она медленно входила в озеро и опять ворчала:
— Намутили, как свинята!
Лёнька хихикнул.
— А сама ты кто?
Он тут же испугался своего ответа, но было уже поздно:
— Что, что ты сказал? — спросила женщина. Она хотела его поймать, но Лёнька нырнул.
Это нам понравилось. Мы начали дразнить её и нырять. Через минуту она уже гонялась за нами, как акула, поднимая волны и всё больше увлекаясь.
— Ну черти! Ну я вас!..
Мутная вода кипела.
— Не поймаешь, не поймаешь! — верещали мы, как птенцы, и каждый нахально предлагал себя, подпуская близко, а затем мелькал задним местом.
Мужчина зябко ёжился на берегу, отмахиваясь от комаров, просил:
— Прекрати, Лиза!
Но мы и она смеялись, и ничто не предвещало большого скандала.
Всё началось с того, что она поймала меня под водой и зажала голову. Я уже захлёбывался и пил мутную воду. И когда стало совсем невмоготу, изловчился и укусил её за ногу. Она, как и должно, подпрыгнула. Я выскочил из-под воды и, ошалело хлопая глазами, как рыба, хватал ртом воздух. Потом устало поплёлся к берегу.
— Ах ты змеёныш! — опомнилась женщина и кинулась вдогонку. Вода не пускала её тучное тело, но и мне было трудно бежать: в животе бултыхалось, и я терял равновесие. Женщина готова была меня схватить. И тут на её пути встал пёстрый Грач.
— Только тронь! — предупредил он.
Женщина хотела его смять, но он увернулся и, доставая со дна грязь, начал кидать в неё. Так он увлёк её за собой. Они выскочили на берег, и женщина гонялась за Колькой вокруг машины и старой ветлы.
— Что ты стоишь, Эдик! Помоги мне проучить негодяя! — сказала она очкастому.
— Доигрались...
Мужчина укоризненно покачал головой, но стал вынимать из брюк ремень. Грачу грозила беда. Я сидел на бережке, и меня рвало, Лёнька, выскочив из озера, куда-то исчез. На миг я увидел его конопатое лицо из-за ветлы.
Но не таков Грач. Он всегда умел заступиться за себя. Нарвав целый веник крапивы, Колька отмахивался им от неприятелей. Мужчина уже морщился и гладил свою лысину, всю в розовых волдырях, а огромная женщина с визгом отступала.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Сейчас я вам устрою номер.
И, собрав наши рубашонки и штанишки, что лежали тремя кучками за ветлой, закрыла всё это в машину.
— Попляшите теперь!
Потом погрузилась в озеро и долго и нервно обмывалась. Мы стояли поодаль и не знали, что делать. Вот она вылезла, обтёрлась полотенцем. Злорадно спросила:
— Ну, кто смелый? Пусть подходит и снимает трусики. Только так можно получить одежду.
— Нет дураков, — угрюмо сказал Грач. И вздохнул.
— В таком случае, мы ваше тряпьё увезём.
— Ну и везите. Номер машины мы запомнили.
— Это не тревожит.
Она накинула зеленоватый с ромашками халат, начала расчёсываться.
— А что, и увезут ведь, — вздохнул Лёнька.
— Но мы же не виноваты, — возразил я. — Она первая полезла.
— Пусть везут, — протянул Грач. — Пожалеют.
Лёнька сморщил лоб.
— Навряд ли. Взрослым всегда вера. Скажут, что мы хулиганили.
Он опять вздохнул и, задумавшись, поковылял вдоль берега, потом прыгнул на мелководье, стал за кем-то гоняться по грязи, но мы не обратили на это внимания. И вообще не ожидали, что Лёнька способен на что-нибудь.
Но через несколько минут он уже возвращался и тащил огромного ужа. Впрочем, ужей мы все ловили безбоязненно. И не в этом дело.
Лёнька прошагал мимо нас, пряча добычу за спиной.
Женщина смеялась, показывая на него пальцем.
— Смотри, Эдик. Идёт один. Готовь ремень.
Очкастый, конечно, тоже захихикал и потёр ладонь о ладонь.
— Н-нака-жем!
Женщина выступила вперёд. И тут Лёнька неожиданно вытянул руку с ужом почти к её лицу и сказал сквозь зубы:
— Молись, несчастная!
Женщина вскрикнула и сразу села, тяжело бухнувшись в ил. Румяное лицо стало белым, и она начала икать.
А Лёнька всё наступал.
— Не елозь назад. Это тебе не поможет.
— Э-дик! — заревела она, немигающими глазами глядя на вьющегося в Лёнькиной руке ужа. — О-от-дай им одежду!
У мужчины тоже дрожали и очки, и коленки. Он послушно кивнул и заспешил к машине.
А Лёнька командовал.
— Грач, возьми рубашки и штаны у него! Но это ещё не всё. — Он шагнул вперёд. — Ты обидела нас и потому плати выкуп!
Женщина всё так же пятилась — за ней в иле оставался широкий след.
— Э-дик! — опять простонала она. — Отдай им торт!
— И колбасу! — добавил Лёнька.
— И колбасу.
— И консервы.
— И консервы.
Её глаза умоляли.
А остренькая мордочка ужа шипела и высовывала раздвоенный язык.
— Ну ладно, — сказал Лёнька. — Будем считать, что расквитались.
Он потоптался на месте, спросил:
— Всё взял, Грач?
Колька растерянно кивнул.
— Тогда пошли!
Он опустил руку с ужом и, не оглядываясь, зашагал. Чёрный извивающийся хвост волочился по илу.
А женщина всё ещё пятилась куда-то в крапиву. У мужчины дрожали коленки.
— Эх вы, городские, — улыбаясь, крикнул им Лёнька. — Взрослые, а не знаете, что уж не кусается. Он безобидный...
И Лёнька повесил его себе на руку.
Но они навряд ли поверили ему, только облегчённо вздохнули.
Потом мы ели в лесу консервы.
Колька Грач вылизывал изнутри банку до тех пор, пока не порезал об острую кромку язык.
Лёнька сказал, что надо бы приложить на рану подорожник.
Но прикладывать было некогда: у нас на третье ещё оставался торт, который мы до этого ни разу не пробовали.
И вообще сегодня нам очень повезло. И герой дня был не кто иной, как Лёнька.