И тогда мать сказала:
— Ну ладно, идите.
Я понимал: попросись мы сами на Точку, она бы почувствовала подвох и не пустила.
Но Грач никуда меня не звал, просто поглядывал на свою банку. Да и я никуда не просился.
И вот уже мы на улице, Колька шепнул мне в ухо:
— Там мины рвали. И противотанковые гранаты. Пацаны нашенские уже набрали.
— А вёдра есть? — спросил я.
Но тут на крыльцо выскочила тётя Настя.
— Ребята, вы и Вальку мою возьмите! — попросила она.
Мы растерялись — это не входило в наши планы.
— Нет, не возьмём, — хмурясь сказал Грач. — Она девчонка и притом маленькая.
— Да возьмите. Не помешает она вам. А я обоим по яичку за это сварю.
— Не-е, — Колька отрицательно замотал головой.
Но я сказал:
— Пусть идёт.
Да и Кольке яичка хотелось, и он сдался — промолчал.
Тётя Настя крикнула дочь.
У Вальки были синие-пресиние глаза, и курчавые жёлтые волосы, и пухлые щёки и губы. Ребята, что поменьше нас, а ей ровесники, дразнили Вальку Жирненькой или Булкой. И Грач сразу же сказал:
— Ты, Булка, к нам близко не держись. Ходи сзади, как хвост. И ищи вёдра.
Он хихикнул. И я понял: вёдер там, на Точке, никаких нет. Колька стянул, наверное, эту банку у шофёра, у них бывают такие. И разыграл комедию.
Мы мчались к полигону бегом. Валька скоро отстала: семенила где-то далеко позади, ей, малой ещё, трудно было за нами успеть.
Впрочем, мы оторвались от неё намеренно.
Вот и Точка, чёрные свежие воронки, исхлёстанные осколками, редкие кусты, вывороченные с корнем пеньки, местами высокая лебеда. В воронках прыгали пёстрые сороки, отыскивая что-нибудь съедобное, убитое взрывом. Они тут же поднялись, таща по небу свои длинные хвосты, затарахтели. А в траве под ногами звенели осколки, баночки из-под серы.
Возле бронещитов, где укрывались от осколков подрывники, земля вообще была чёрной, обгорелой и перепаханной противотанковыми гранатами.
— Вот тут и надо искать, — сказал Грач и кинул несколько пустых баночек из-под серы в щиты: проверил, нет ли там хозяев этого местечка. А то чего доброго ещё наскочим и надерут нам уши.
И крикнул Вальку, так как она совсем отстала и вдалеке мелькала из травы её жёлтая головка.
Грач сразу же нашёл гранату. В ней всё было: и корпус, и ручка, новенькая, воронёная — с накаткой. Не было только кольца в ручке. Подрывники выдернули его, но кинутая из-за щита граната не взорвалась. Потом её завалило взрывом другой гранаты, а подрывники не заметили и уехали. Вообще их не надо судить строго, адская работа им осточертела, к тому же в некоторые дни подрывники приезжали по нескольку раз и порядком уставали — оглохли от взрывов. А мы, мальчишки, их выручали. Искали, что можно подобрать. И довзрывали: и гранаты, и мины — надо только уметь. Нам казалось, что мы умели...
Потому Грач шёл рядом со мной и довольно поигрывал гранатой:, подкинет — поймает. Я завидовал ему. И, конечно, смотрел во все глаза на изрытую землю — хотелось тоже найти гранату. Или мину.
Вооружиться. Но воронки уже кончились, опять пошли иссечённые осколками кустарники и пеньки.
— Давай вернёмся, — сказал я Грачу и оглянулся: Валька почти догнала нас — до неё было шагов десять.
А Колька вдруг вскрикнул:
— Ой!
Граната, подкинутая им, вырвалась далеко вперёд и падала за пенёк, который загородил нам дорогу. Поймать её было невозможно. И тут раздался взрыв.
Огромные, по кулаку, искры, взметнулись в небо, подпрыгнула и земля и этот старый пенёк.
И меня вдруг ударило ветром и приподняло в воздух. И понесло куда-то прямо на орешниковый куст.
Потом куст оттолкнул меня, и я покатился назад к тёплой дымящейся воронке. На миг ещё подумал: только что тут росла трава и был пенёк, а сейчас на этом месте чёрная яма да раскиданный вокруг кусками дёрн. И не видно ни Вальки, ни Грача.
Впрочем, Грача я увидел сразу же: он лежал по другую сторону вывороченного пенька, но был какой-то весь красный, в обгорелой рубашке и что-то кричал мне.
А в ушах звенело, и ничего нельзя было услышать.
«А где же Валька?» — подумал я. И даже испугался: там, на чёрном пустыре, где она только что бежала, валялись лишь светлые лоскутики.
Я бросился туда, и точно груз свалился с моих плеч.
Я сразу же вспомнил: эти цветные лоскутики Валька держала в руке, наверное, играла с ними дома, а потом забрала с собой. А сейчас рассыпала.
Сама же она лежала в тесной старой воронке, свернувшись калачиком и глядя на меня широко раскрытыми синими глазами.
Жёлтые кудряшки, и лицо, и белое платьице были слегка обсыпаны землёй. Но крови на ней не было, и я подумал, что Валька просто испугалась, и закричал на неё: