— Уроков, ребята, нынче не будет.
Мы всем классом прильнули к окнам и смотрели, как они идут по школьному двору, обходя затянутые ледком лужи.
Мужчина неуклюже опирался на костыли и будто прыгал на одной ноге. Ирина Павловна всё время забегала ему вперёд и мешала идти. И поправляла съезжавшую на глаза фуражку с чёрным околышем и трогала его погоны и костыли.
Мы все сразу решили, что это её жених. А Лёнька даже вздохнул:
— Неужели она за него выйдет замуж? За калеку. Ведь такая красивая.
Но Павлуха Долговязый сказал:
— Дурак ты, Конов-Сомов, и ничего не смыслишь.
— Почему? — спросил Лёнька.
А Грач даже замахнулся на него кулаком.
Наступила минутная тишина.
Потом Колька протянул:
— Всё, ребята, хватит волынить.
И мы как по команде кивнули головами.
И с тех пор в нашем классе всё иначе, и, как говорит директор Валентин Иванович, мы нашли с нашей учительницей контакт. И дружим.
А на другой день после того, как приехал солдат, кто-то принёс в класс целый букет сухих прошлогодних бессмертников и поставил в поллитровой банке на стол. И когда Ирина Павловна вошла, мы встретили её стоя и в строгой тишине.
Она прошлась к столу, какая-то по-новому весёлая, и нюхала непахнущие бессмертники, и глаза её повлажнели.
— Спасибо, вам, ребята, — сказала она, и тонкая бровь её опять задёргалась.
И стало нам всем не по себе. И точно сквозь сон доходили её слова:
— Я думала — вы маленькие и ничего не понимаете.
Позади меня стоял растерянный Грач и часто дышал. И шмыгал носом. Я догадался, что эти цветы принёс он, откуда-то взял.
И снова сентябрь. Мы уже в четвёртом «Б». В этом году Ирина Павловна будет нас выпускать. Но пока мы проучились всего полторы недели. А сегодня приглашены в гости.
— Что же мы купим ей? — спрашивает Грач.
Я пожимаю плечами: откуда знать, что купим. Лёнька топчется в стороне, прижимая к груди свёрток. Он спокоен. Промтоварный магазин ещё закрыт. На двери замок. Наконец его открыли. Народ хлынул в двери, мы тоже не отстали от других.
Вот и парфюмерный прилавок. За стеклом витрины всевозможные духи, одеколоны, в картонных коробках пудра, губная помада — не очень, конечно, богато, но всё для женщин. Или нам так казалось.
— Что же мы купим? — повторяет Грач.
Я показываю на маленький флакончик с букетом фиалок на этикетке — он стоит ровно десять рублей.
Но Грач отрицательно мотает головой.
— Пузырёк с горошину. И это дарить? От двоих... Уж лучше тройного одеколону купим. Он самый большой флакон.
Мы начинаем спорить. Потом я уступаю, так как Колька сильней и упрямей меня.
— Одеколон — и точка! — решает он.
Две продавщицы разговорились между собой и не слушают нашей просьбы. Наконец одна из них подала тройной одеколон. И сдала сдачу с десятки. Как с сотенной бумажки. Я держу в руках деньги и не знаю, что с ними делать. Грач тоже растерялся. Продавщицы по-прежнему о чём-то разговаривают. Мы вышли на улицу. Выслушав нас, Лёнька воскликнул :
— Так это же здорово! Как с неба свалились девяносто рублей и восемьдесят копеек. Вам помог сам аллах.
И он тут же предложил:
— Там сумочки есть. Беленькие, с плетёной ручкой. Сейчас модно. И такой подарок не уступит моей статуэтке.
А Колька морщил лоб и о чём-то думал. И почёсывал четырёхпалую руку — после того, как рана зажила, рука всегда у него чесалась.
— Это хорошо, что не пожалел твой отчим для Ирины Павловны статуэтки, — сказал он Лёньке. — За это ему спасибо. Но сумочку мы, пожалуй, не купим. Так, Малышка?
— Почему? — спросил я. И не мог понять его решения.
Но Колька мне всё объяснил:
— Нельзя делать на такие деньги подарков. Тем более Ирине Павловне.
И он взял у меня эти девяносто рублей, оставив лишь восемьдесят копеек — они были наши, — и понёс продавщице. Мне почему-то было жаль денег, и я закричал:
— Подожди! Ведь они не ворованные!
— А какие же? — отозвался Грач и даже не оглянулся.
А Лёнька усмехнулся и сказал:
— Дураки. Им повезло!..
И переступил с ноги на ногу. Поначалу я был ещё согласен с ним и даже сплюнул с досады. Но потом, уже в гостях у Ирины Павловны, мы спокойно пили чай и нам было не стыдно смотреть ей в глаза.
Наши отцы
В сентябре кончилась война с Японией. Все облегчённо вздохнули. Будто гора с плеч у целого народа. Этой же осенью приехали домой в посёлок солдаты, те, кому суждено было приехать.
Первыми гостями были дядя Ваня Заторов и его попутчики. Все они призывались на фронт из Подмосковья, а вернулись сюда, в наши края. Куда эвакуировались их семьи.