Директор завода как-то на поселковом собрании сказал:
— Построим с годами тут город. Город можно за годы построить. А вот чтобы вырастить такую зелёную зону из дубов — века надо.
И потому лес считался запретным. Да и как срубить живое дерево, если даже оно необходимо тебе. Его почему-то было до слёз жалко. Впрочем, не всем. В эту ночь кто-то губил лес беспощадно. И Колькина мать, у которой был грубый мужской голос, выдвинулась вперёд и крикнула:
— Кто рубит? Перестань!
Но в ответ ей раздался душераздирающий звук падающего дерева. Было слышно, как оно беспомощно цеплялось сучьями за другие деревья, как тяжело рухнуло. Лес отозвался болезненным эхом, перепугавшим даже соловьёв. Наступила тишина. И кто-то в этой тишине, торжествуя, крякнул.
— Хичник! — определил дед Архип, одиноко стоя в толпе женщин. — Жаль, ружья со мной нету. У зятя... Я бы им вломил!..
А Колькина мать выдвинулась ещё ближе к черёмухам и, невидимая в темноте, опять крикнула:
— Перестань рубить.
Тогда из лесу послышалось рычание:
— Н-не пад-хади! 3-зарублю!
И опять рухнуло дерево. А топор всё стучал, стучал. И шаркала без устали по сырому дереву пила.
— Что-то надо делать, — протянула тётя Дуня Заторова из толпы взрослых. И Колька Грач отозвался ей:
— Что-то надо делать.
И оглядел нас всех. Глаза его блестели, отражая тусклый оконный свет. К нему придвинулась низенькая Валька, накрытая тёмной материной шалью, и сказала:
— А я что-то придумала, Грач.
— Что именно?
— У нас керосин есть. Полный бидончик...
— А зачем он?
— Эх, недогадливый.
И, светясь белой улыбкой, Валька объяснила:
— Намочим тряпки и на длинные палки намотаем их. И зажжём. Пойдём в лес с ними, будто большие.
— Верно! — подхватил Грач. И снова оглядел нас блестящими глазами. И крикнул:
— Ищи, ребята, палки. Подлинней. Чтобы не жгло, и чтобы взрослыми казаться.
И мы все кинулись искать палки. Их найти было просто. Заборы, оплетённые орешниковым высоким хворостом, рядом. Через минуту от этого хвороста шёл только треск. И мальчишки, и девчонки, работая, похвалили Вальку.
— Вот здорово придумала! Надо же!
— Молодчина!
Лёнька заметно трусил, но помалкивал. Наконец, не выдержал:
— Живот что-то болит...
— Я тебе покажу живот! — пригрозил я, поняв его хитрость.
Глупые или боязливые люди почему-то очень хитрые.
Взрослые толпились в стороне, не понимали нашу затею и потому не обращали на нас внимания. А мы, уже вооружённые палками, вставали в очередь около двора Лариных. Валька и Грач вынесли тёмный, смрадно пахнувший керосином бидончик, и опять послышалась Колькина команда:
— Ребята, ищи тряпки!
Кто бросился искать, а я, например, и Павлуха Долговязый сняли с себя старые дырявые майки — в такой миг разве чего жалко? — и, намотав их на сухие концы палок, накрепко закрепили проволокой. Моток проволоки валялся тут же, около двора Лариных, и все ребята и девчонки им пользовались. Валька даже принесла кусачки, чтобы отгрызать от мотка куски. Потом мы наперебой закричали:
— На, Грач, мочи.
Колька поочерёдно, одну за другой, макал накрутки в широкое горлышко бидона и не выжимал тряпки, чтобы они больше напились керосина. Когда всё было готово и опустевший бидончик был унесён в сенцы к Лариным, Грач, зная, что в моём кармане всегда водились спички, сказал:
— Малышка, зажигай.
Я зажёг сначала одну свою накрутку. После того как она вспыхнула, густо коптя кольцами чёрного дыма и режа глаза, ребята и девчонки, щурясь, начали зажигать от неё свои тряпки. От обильного огня все осмелели. И, держа коптящие факелы, как флаги, над головой, с криками ринулись в лес. Впереди были Валька и Грач, за ними мы, мальчишки. За нами устремилась толпа взрослых — разве они могли оставить нас одних против хищников.
Впрочем, те начали сразу отступать от нас так же, как отступала перед нами темнота.
Темнота и хищники боятся огня. И где-то в лесу слышался шорох и треск сучьев.