Вооружившись, Антонин, Торфинн и Гермиона переместились через самую редко используемую общественную точку аппарации. Помимо малого количества свидетелей, этот пункт был удобен и тем, что находился всего в паре кварталов от назначенного места встречи.
Вересковая улица находились в захудалом, наполовину заброшенном районе магического Лондона – обветшалые дома, узкие кривые дорожки, грубо выложенные раздробленным во многих местах камнем и лишь парочка находящихся на большом расстоянии друг от друга фонарей, слабо освещающих пустую улицу. Здесь и днем, вероятно, было не самое приятное место, а ночью оно выглядело удручающим и пугающим одновременно.
Они остановились у трехэтажного здания, стоящего на углу Вересковой улицы и Паучьего тупика. Трижды стукнув по девятой по счету деревянной панели, Роули произнес «A cinere Phoenix vivifica», и справа появилось слабое мерцание, свидетельствующее об ослаблении защитных чар. Они уже почти шагнули за угол, как вдруг сзади послышался веселый голос:
– Обалдеть! Вот так встреча!
Все трое обернулись на звук, выставив вперед палочки. Роули осветил Люмусом приблизившуюся к ним темную фигуру.
В паре метров от них, отрешенно крутя между пальцев древко, стоял тот, кого они меньше всего ожидали увидеть здесь.
– Какого хрена ты тут делаешь? – спросил Долохов.
– То же, что вы, полагаю, – Кэрроу сделал шаг вперед, но палочки так и остались направленными на него. – Если бы мне сказали… Нет, я бы еще мог поверить, что Финн переметнулся. Но ты, Тони? Ты всегда казался самым верным солдатом Повелителя. Впрочем, причина твоего предательства сейчас стоит рядом, не так ли? – мужчина усмехнулся, посмотрев на Гермиону, и та почувствовала, как ее щеки вспыхнули от смущения. – Я еще тогда, у Нотта заметил, как ты с ней ласков. Но даже не предполагал, что все настолько серьезно. Так рисковать… Хотя, кому как не мне знать, на что способен человек, который влюблен…
Девушка невольно повернулась к Антонину, заметив, что он напрягся. Они оба догадывались о том, что каждый из них испытывает друг к другу. Этого невозможно было не понять – их магии, едва оказываясь рядом, начинали кружиться в страстном танце, окутывая теплотой и порождая желание стать еще ближе. Но все произошло так стремительно, что они не успели озвучить признания. Кэрроу сделал это за них. Долохов не любил делиться своими чувствами, но еще больше его бесило, когда эти скрытые в глубине его души эмоции начинали обсуждать другие.
– Ты не ответил, что… – начал было Антонин, видимо, попытавшись сменить тему, но его прервал недовольный мужской голос.
– Вы так и будете трепаться посреди улицы?
Казалось, на секунду Гермиона забыла, как дышать. Свет фонаря, стоящего метрах в десяти дальше по улице, едва дотягивался до них, но даже в этом мраке гриффиндорка сразу узнала его.
– Билл?
– Привет, Гермиона. Счастлив видеть тебя, – Билл Уизли мягко улыбнулся.
Уизли были для нее, как вторая семья. Поэтому она не смогла сдержаться и, преодолев короткое расстояние, обвила парня руками. Он тепло обнял ее в ответ.
– Скажи, как ты смог…?
– Не хочу прерывать эту полную драматизма сцену, но, может, все же пойдем в место, более располагающее к приватным беседам? – Амикус шагнул за угол, преодолевая защитный барьер.
Остальные последовали за ним. Достигнув конца Паучьего тупика, Билл шепотом произнес пароль, и камень за камнем стена стала распадаться, открывая проход к массивной деревянной двери. Когда Билл открыл ее, впуская Гермиону внутрь нового штаба Ордена Феникса, она на секунду замерла. Посреди небольшой, но очень уютной комнатки стоял круглый обеденный стол, за которым сидели Флер, Невилл и Джинни. Девушки повернулись к двери и, едва Гермиона переступила порог, младшая Уизли сорвалась со стула и бросилась к подруге. Гермиона снова не смогла справиться с эмоциями, и слезы потоком потекли по ее щекам, пока она обнимала Джинни.
– Думаю, надо это отметить, – с улыбкой сказал Билл и, двинулся в конец комнаты, где был кухонный уголок.
– Дело, конечно, ваше, но, как по мне, сейчас не лучшее время накидываться, – усмехнувшись, произнес Амикус.
– Я имел в виду чай с пирогом, – бесцветно проговорил Билл. – И, кстати, тебе я ничего не предлагал. Из вас четверых только Гермиона здесь желанный гость.
– Вот как? – Амикус вскинул брови. – Значит, вам не особо интересна информация о новом крестраже Темного Лорда? – мужчина беспечно откинулся к стене, опершись о нее плечом.
– Ты нашел его крестраж? – Билл отложил в сторону чайник, все внимание присутствующих теперь было приковано к Кэрроу.
– Нет. Я нашел место, где он его спрятал, – ответил Амикус. – Делать за вас вашу работу я не собираюсь. Как и рисковать жизнью.
Определенно испытывая крайнюю степень презрения, Джинни выдохнула так шумно, что Амикус невольно повернулся к ней.
– Что-то хочешь сказать, красотка? – спросил он с усмешкой.
– Да, вообще-то, – сверля Кэрроу испепеляющим взглядом, проговорила Джинни. – Если Вы не готовы помогать, я не вижу смысла оставлять Вас в живых.
– Джинни… – попыталась осадить ее Флер.
– А что такого? – скривившись, практически выплюнула Уизли. – Я вообще не понимаю, какого гоблина мы тут расшаркиваемся перед этим убийцами? Вы, правда, думаете, что они могут измениться? – не встретив поддержки со стороны соратников, Джинни повернулась к подруге: – Гермиона, ты же согласна со мной?
Гермиона вздрогнула, услышав свое имя в эмоциональной речи девушки, и ощутила, как напрягся стоящий рядом с ней Антонин.
– Я… – выдохнула гриффиндорка и замолкла.
Начитанная и всегда блистательно произносящая речи Гермиона сейчас не могла связать и двух слов. Разумеется, у нее было много аргументов, но, по правде говоря, все они девушка не считала подходящими к ситуации. Потому что она понимала причину особой ненависти Джинни к Пожирателям. Да, черт возьми, вся жизнь ее подруги после битвы за Хогвартс была соткана из этих причин. Самопожертвование любимого человека, смерть родителей и братьев, рабство у Макнейра… Едва ли Джинни видела хоть каплю чего-то хорошего, подобного тому, с чем столкнулась Гермиона с момента прибытия в поместье Долохова. Конечно, на ее долю тоже выпали испытания – одно заточение в Азкабане чего стоит. Но Антонин всегда оберегал ее, защищал от недоброжелателей и в меру своих возможностей ограждал от чрезмерных потрясений. Своим примером Долохов доказал, что люди могу меняться, могут становиться лучше, светлее, человечнее. Но Гермиона не могла вот так, при всех вывернуть всю правду на изнанку сейчас. Услышав ее рассказ, друзья, вероятно, будут считать ее жертвой или манипуляций, или Стокгольмского синдрома. Поэтому она молчала, судорожно пытаясь найти хоть один весомый аргумент, который бы не вызвал цепную реакцию в виде жалости или презрения.
А между тем Джинни ждала ответа подруги.
– Я думаю, – собравшись с духом, начала Гермиона, – то, что мы сейчас все здесь, это подтверждение, что люди могут пересмотреть свое мировоззрение.
Несколько секунд Уизли всматривалась в лицо подруги, будто ждала, что та добавит что-то, соотносящееся с ее собственной позицией, но так и не дождавшись, проговорила:
– Поверить не могу… Он перетащил тебя на свою сторону, да?
– Джинни, я… – Гермиона внутренне поджалась, когда Уизли перевела разговор с Пожирателей вообще на одного вполне конкретного.
– Ты знаешь обо всех его преступлениях. По крайней мере из тех, за что он сел в Азкабан и что мы лично наблюдали во время битвы... Ты знаешь, что он за человек! И не говори мне, – Джинни отмахнулась, когда подруга приоткрыла рот с намерением оспорить сказанное, – что он не брал тебя силой, потому что это будет ложью. – Гермиона сомкнула губы. Как она могла опровергнуть правду, пусть и с кучей оговорок? – И после всего этого ты так легко доверилась ему? Не думала, что ты настолько ветреная.