– Да-да, я уже понял, что 46 лет прожил зря, – огрызнулся Долохов, обрывая работницу магазина. – Можем мы, наконец, получить свой товар?
Антонин уже начал жалеть, что решился отовариваться у магглов. С другой стороны, ему хотелось порадовать его девочку. Сейчас как никогда им обоим нужен был хотя бы лучик позитива. Но, честное слово, если придется провести в этом месте еще хотя бы пять минут, у стирателей памяти появится дополнительная работёнка. Как же его бесила эта слащавая и совершенно лицемерная улыбка, которую он видел, казалось, везде, едва переступал порог маггловского мира и которая занимала место в его личном ТОПе самых ненавистных и непонятных особенностей поведения немагов.
Пока Долохов мысленно представлял, как горящие беспричинным восторгом глаза девушки покидает жизнь после брошенной им Авады, консультант привела их к стеллажу, забитому упаковками с надписью «Wagon Wheels».
– У нас есть пять видов: классические с молочным шоколадом, с марципаном, с орехами, с белым шоколадом и с черным шоколадом. Какие будете брать?
Откуда мне знать, мать твою?
Антонин прожигал девушку напряженным взглядом, а боковым зрением видел, как на него уставился ничего не понимающий Роули.
– Если вы еще не пробовали это потрясающее печенье, рекомендую начать с классики, – все так же радостно произнесла девушка, взяв с полки одну из упаковок и протянув мужчине.
– Да, давайте. Коробку, – отрывисто с упором на каждое слово, будто забивая сваи, бросил Долохов.
– Коробку? – лицо девушки на секунду тронула растерянность, и улыбка чуть уменьшилась, но она быстро справилась с секундным замешательством, вновь улыбнувшись как чеширский кот и продолжила: – Я боюсь, мы не отпускаем коробками, сэр.
Рука Долохова, который и так уже был на пределе, сомкнулась в кулак, а челюсть напряглась. И в тот момент, когда он уже готов был бросить Империус в раздражающую магглу и просто забрать с полок все эти дурацкие упаковки, к ним подошел мужчина, одетый в строгий синий костюм.
– Добрый день! Я – администратор магазина, – поприветствовал он клиентов с еще более широкой, чем у девушки-консультанта улыбкой, а затем повернулся к ней и спросил: – Возникли какие-то проблемы, Мари?
– Да, мистер Харрис, – ответила девушка. – Джентльмены просят коробку «Wagon Wheels».
– К сожалению, мы не отпускаем коробками, – произнес администратор, и лицо Долохова напряглось еще сильнее. – Но… – продолжил администратор, видимо, уловив недовольство клиента, – в стандартной коробке 120 упаковок, мы можем положить их в наш фирменный большой пакет. Он очень прочный.
Долохов отмахнулся от возникшей в сознании греющей душу картинки разложенных по «фирменным» пакетам частей тел администратора и консультанта. И, спустя несколько секунд, во время которых его лицо внимательно изучали три пары глаз – консультанта, администратора и недоумевающего-что-вообще-происходит-Роули, – Антонин бросил:
– Пусть будет пакет.
На кассе девушка протянула Долохову забитый до отказа упаковками печенья пакет с логотипом магазина и произнесла:
– Хорошего вам дня! Будем рады видеть вас снова!
Тупая маггла.
Когда они вышли из магазина, Роули открыл было рот, но Антонин не дождался пока он озвучит вопрос, ответив:
– Это печенье ей покупал отец. Хорошие, как я понял из ее рассказа, воспоминания. Я подумал, ей будет приятно.
Торфинн утвердительно хмыкнул, и больше они это не обсуждали.
Когда он вернулся домой, то застал свою девочку спящей в кресле у камина. Книжка, чтение которой, судя по всему, и склонило ее в сон, видимо, выпала из ее рук и сейчас лежала на полу рядом. Антонин аккуратно положил пакет с печеньем на пол и недовольно поджал губы, когда тот зашелестел, соприкоснувшись с каменной поверхностью. Однако, этот неприятный звук не разбудил Гермиону. Она лишь глубоко вздохнула и продолжила сладко посапывать.
Мужчина взял с соседнего кресла тартановый плед и подойдя к девушке хотел было укрыть ее, но в ту секунду, когда мягкая материя коснулась ее, она медленно открыла глаза.
– Антонин, – сонно пробормотала она, увидев перед собой мужчину, – давно ты пришел?
– Только что, – улыбнувшись, проговорил он. – И у меня для тебя сюрприз.
– Правда? – Гермиона вмиг взбодрилась и выпрямилась в кресле.
Антонин потянулся к пакету, битком набитому печеньями, и передал его девушке. То, с каким энтузиазмом она развернула пакет и заглянула внутрь, позволило мужчине предположить, что она сейчас с благодарностью бросится ему на шею и поцелует. Но все пошло не по плану.
Несколько секунд девушка просто молча смотрела на всю эту гору печенья, в то время как на ее лице искренний интерес к сюрпризу постепенно сменился какой-то эмоцией, которую Антонин видел и раньше, но так и не научился идентифицировать. А затем на губах девушки появилась вымученная, иначе не сказать, улыбка, глаза блеснули совершенно наигранным радостным огоньком, и, наконец, она выдохнула сухое «Спасибо».
Мда, рановато он начал думать, что сюрпризов в общении с грязнокровкой не будет. Прямо перед тем, как он хотел спросить, что ее так расстроило, Гермиона вдруг резко подорвалась с места и двинулась к стеклянным дверям гостиной, ведущим в сад, бросив на ходу «Прости, мне надо… кое-что доделать в саду… Пока не стемнело. Мм… С-спасибо за подарок».
Вероятно, раньше он бы никак не отреагировал на эту совершенно очевидную ложь, списав это на попытку грязнокровки оттянуть момент их близости. Но за это время между ними все очень изменилось. В каждом ее движении и взгляде угадывалось желание быть рядом с ним, а ее магия цеплялась за него, каждый раз, когда он оказывался в паре шагов от нее. Совершенно очевидно, что с подарком что-то не так…
Вот, черт! Осознание пришло внезапно, лишь только он начал вспоминать их разговор в тот день, когда она спасла ему жизнь. Иногда он сам удивлялся, каким кретином может быть. Дело было вовсе не в гребаном печенье самом по себе, а в том, что это печенье символизирует. Антонин понял, что оставлять ее одну сейчас – это плохая идея, поэтому он дал девочке лишь пять минут побыть наедине со своими переживаниями, а потом отправился следом за ней.
Возможно, он и не изучил до конца весь ее эмоциональный диапазон, но зато поведение точно не было для него сюрпризом. Поэтому, выйдя в сад, он сразу же направился в самую его глушь, туда, где даже дорожек проложено не было. В итоге он нашел ее сидящей на траве, спиной опершейся о ствол раскидистой ивы и лицом уткнувшейся в поджатые колени.
Конечно, она плачет. Опять. Кто бы сомневался.
Антонин ничего не сказал. Просто подошел к ней и сел рядом, подтянув одну ногу к туловищу и обхватив ее руками. Когда Гермиона перестала всхлипывать, он произнес:
– Я не хотел, чтобы так получилось.
Он не смотрел на нее, но заметил, когда она вскинула голову и повернулась к нему.
– И я понимаю, что ты хотела бы увидеться с родителями, – продолжил он, – но сейчас это опасно и для тебя, и для них.
– Даже если бы это было возможно… В этом не было бы никакого смысла, – произнесла она, и Антонин непонимающе взглянул на нее.
– Почему?
Гермиона вздохнула и посмотрела прямо перед собой.
– В прошлом году, перед началом наших с Гарри и Роном странствий, я стерла им память… Удалила все воспоминания о себе, о нашей семье… Если они когда-нибудь увидят меня, то просто не узнают.
Антонин нервно сглотнул. Да, налажал он не слабо.
– Мои отношения с родителями были довольно сложными… – произнес он неуверенно спустя минуту. – У нас не было таких семейных вечеров, которые были у вас. И не было таких душевных бесед. Наверное, родители любили меня, по-своему. Впрочем, я уверен, что любили. Отца я хоть и боялся, но всегда уважал. И я знаю, что он делал все, как считал правильным, чтобы воспитать меня достойным человеком. А мама всегда утешала, когда отец был слишком требователен. Жаль, что все их усилия были тщетны, и я стал совсем не тем человеком, которым они могли бы гордиться. Наверное, по этой причине я так и не осмелился вернуться домой за все эти годы.