– Ты не виделся с родителями тридцать лет? – шокировано спросила Гермиона.
Долохов кивнул.
– Но ведь ты говорил, что забрал Руну из дома? – напомнила девушка.
Антонин горько усмехнулся.
– Да уж. Еще один позорный поступок в моей жизни. Руна принадлежит мне по бумагам. И я просто направил официальный запрос в Министерство магии Венгрии, чтобы они отправили мне мое имущество. Даже не знаю… наверное… мне просто не хватило смелости столкнуться с осуждающими взглядами родителей.
– Мы настроены на победу, но можем и проиграть, – спустя пару минут тишины, проговорила Гермиона. – Может, тебе стоит навестить их и… поговорить? Вдруг другого шанса не будет?
Мужчина отрицательно покачал головой и сказал:
– Даже если бы я нашел в себе смелость приехать туда, это слишком рискованно. Я не хочу втягивать их в эту войну. В Венгрии они в безопасности. Пусть так и будет.
Гермиона обхватила руку Антонина и положила голову ему на плечо.
– Похоже, наши взаимоотношения с родителями не такие уж и разные. Мы оба знаем, что они любят нас, и нам они тоже дороги, поэтому мы выбрали быть вдали от них, чтобы защитить.
Благодаря климатическим чарам, которые около месяца назад наложила Гермиона, практикуя этот новый для нее вид магии, погода на прилегающих к особняку землях была значительно мягче и комфортнее, чем должна быть в середине ноября. Долохов вдохнул прохладный вечерний воздух и наклонил голову, коснувшись макушки девушки. Еще какое-то время они сидели в темном саду и под звуки поющих цикад наблюдали, как ночь вступает в свои права.
Комментарий к Глава 19. Восставшие из пепла Итак, впереди у нас одна глава и эпилог, которые выйдут одновременно после Нового года).
Но у меня для вас есть еще одна новость, которую я сообщу чуть позже. Следите за обновлениями!)))
И, конечно, по традиции, жду ваших комментариев, мнений и критики к вышедшей главе)
========== Глава 20. Возвращение домой ==========
Дом там, где твое сердце (с)
Амикус ополоснул лицо холодной водой, затем промокнул его махровым полотенцем и посмотрел в зеркало. Поначалу казалось, что оттуда на него смотрит отец – то же непропорциональное лицо, грубые черты которого вовсе не придавали ему мужественности, а лишь отталкивали еще сильнее. Говорят, глаза – зеркало души, и раньше в своих он также видел отца. А потом все изменилось.
Воспитанный в ненависти ко всему, что прямо или косвенно связано с немагическим миром, Амикус на удивление легко смирился с тем, что одна магглорожденная не только не вызывает у него отвращения своим происхождением, но и, наоборот, пробуждает в нем теплоту и нежность, когда он смотрит на нее или даже просто думает о ней. Он поспешил убедить себя, что Марисса Стоун просто была чем-то за гранью, что она была особенной. Однако все остальные грязнокровки, а также предатели крови и прочие магглолюбцы до недавних пор оставались для него все тем же мусором и позором магического мира. Но этот столп его мировоззрения в какой-то момент начал пошатываться, а позже и вовсе обрушился, оставив от последовательно наслаиваемых отцом в течении его детства и юности убеждений лишь гору развалин.
Еще отец учил его не оставлять обиды без ответа, взрастив в сыне мстительность, а попутно создав и кучу комплексов, ведь Амикус никогда не был талантливым волшебником и наслать равной мощи ответное проклятье на издевающихся над ним однокурсников он был не способен. Алекто всегда защищала его, что делало его еще большим посмешищем. Все школьные годы он ощущал себя ущербным. После выпуска стало полегче, особенно когда он преисполнился надежд стать великим, присоединившись к Пожирателям Смерти. И все равно неуверенность в себе оставалась его несменным спутником, мешая ему принимать важные решения и заставляя сомневаться в каждом сделанном шаге.
Злопамятность, сопровождаемая закомплексованностью, побуждала его при первой возможности применять разные темные заклинания, включая Круциатус, чтобы поставить обидчиков на место. А обидчиков, даже повзрослев, он видел везде – начиная от прямых врагов, вроде сторонников Дамлбдора, и заканчивая учениками Хогвартса, которые не признавали его авторитет, когда их с сестрой назначили заместителями директора по дисциплине.
Именно воспитание отца подтолкнуло его выбрать Луну Лавгуд в качестве подарка Малфою для слежки за его поместьем. Он нес девчонку домой, готовясь поиздеваться над ней вдоволь, чтобы отомстить за все оскорбления, которые она нанесла ему своими выходками в школе. Но Амикус понял, что с ним что-то не так, когда удовлетворение, которое он испытал от ее страха в первый день, улетучилось уже на следующее утро. По какой-то непонятной ему тогда причине он не захотел применять к ней даже самое слабое Пыточное. Напротив, он повел себя с ней как с гостьей, а не как с рабыней. А потом девчонка помогла его сестре, и это окончательно убило в Амикусе злость к, как он раньше считал, своему личному врагу.
А еще, недавно он перестал пытать детей, ограничиваясь стандартными дисциплинарными мерами, принятыми при Дамблдоре. Потому что после того, как Марисса забеременела, каждый ребенок, которого Амикус встречал, невольно наталкивал его на мысли об отцовстве, и у него просто не поднималась рука применить Круциатус к совершенно беззащитному малышу – такому же, какой скоро будет и у него.
Амикус долгое время упорно не хотел замечать изменений в себе, но в конце концов игнорировать их стало просто невозможно. Его выдавал взгляд, который он наблюдал теперь каждый раз, смотрясь в зеркало, и который был наглядным доказательством, что от отца в нем осталась лишь внешность. А произошло все это благодаря обычной, казалось бы, грязнокровке, которая стала для него самым особенным человеком в этом мире.
– Амикус, ну где ты пропал? – на пороге ванной комнаты показалась Марисса. Амикус окинул довольным взором ее округлившуюся фигурку, облаченную в ночную рубашку, сшитую специально для беременных. – Мне пришлось вылезти из теплой постели, и я начинаю замерзать.
Мужчина усмехнулся.
– Ну так не надо было покидать такую уютную постель, – проговорил он, подойдя к девушке и мягко коснувшись ее скулы тыльной стороной ладони.
– Мне пришлось. Ведь ты сказал, что только умоешься, но в итоге я прождала тебя почти полчаса, – девушка накрыла его руку своей.
– Я просто задумался.
– О чем?
Амикус наклонился и оставил легкий поцелуй на ее губах.
– Думал о том, как сильно я тебя люблю.
– Ой, да ну тебя, Амикус! – проговорила Марисса сквозь улыбку и слабо толкнула его в плечо. – Пойдем уже спать.
Девушка обхватила ладонь Кэрроу и потянула его из ванной, мужчина покорно пошел следом. Раньше он крайне редко оставался у нее на ночь. Это было небезопасно – ежедневно пересекать границу. Но после того, как они разработали план и определились с решающим днем, Амикус старался каждую свободную минуту быть с Мариссой, ведь вполне возможно, что они проиграют и тогда единственное, что позволит ему держаться в ожидании неминуемой казни, если он выживет в битве, это приятные воспоминания о времени, проведенном с любимой женщиной.
Антонин уже полтора часа сидел за столом, на котором были разложены карты Хогвартса и Министерства с отметками о этапах плана, который был довольно незатейлив, если просто перечислять, кто что будет делать. Но в нем участвовало слишком много разных людей, большинство из которых он не знал совсем или не знал настолько хорошо, чтобы доверять им, что порождало кучу непредсказуемых переменных. А он ненавидел непредсказуемость. Но не только неуверенность в успехе разработанной ими стратегии напрягала его сегодня.
Долохов сделал глоток из кружки и поморщился – чай уже успел остыть. Проведя рукой над емкостью, он прошептал согревающее заклинание, а затем сделал еще глоток. Горячая жидкость приятно обволакивала горло.
Последнее время между ними все было не просто хорошо, а даже отлично. Маленькая грязнокровка была нежна и заботлива, смотрела на него с такой умиротворяющей теплотой, а их секс был просто ошеломительным. Возможно, он зря себя накручивает. Но как бы он ни пытался успокоить себя, неприятные мысли все равно просачивались в его мозг, не давая расслабиться.