– Мой Круциатус не сработал, – медленно проговорил Амикус.
– Ну, всякое бывает, не переживай.
– Ты не понимаешь, – Кэрроу всплеснул руками, и Роули напрягся, заметив на его лице начинающуюся панику. – Со мной такого не бывает. Я это Пыточное применяю, как дышу. Похоже... я потерял магию. Вот, черт, – Кэрроу рассеянно провел рукой по голове, взъерошивая волосы. – Я стал сквибом! Как такое могло произойти?
– Так, успокойся, – Роули удержал Кэрроу за руку, в которой была палочка, потому что он слишком уж активно начал ею размахивать. – Ты уверен, что совсем лишился магии? Ты пробовал другие заклинания?
– Нет, – тихо отозвался Амикус.
– Ну так попробуй. Например, призови вон ту тарелку.
Торфинн указал на лежащую у стены слева серебристую посуду, вероятно, брошенную кем-то из гостей, когда началась битва.
– Акцио, тарелка! – произнес Амикус, и утварь тут же оказалась у него в руках. – Получилось! О, слава Салазару, я все еще волшебник!
Торфинн не мог не улыбнутся, наблюдая за выражением истинного счастья на лице Кэрроу, который вертел тарелку в руках, радуясь, как школьник-первогодка своему первому сотворенному заклинанию.
– Подожди, но тогда почему Круциатус не сработал? – Кэрроу озадаченно взглянул на Роули.
– Кажется, я знаю в чем дело, – произнес Торфинн. – Ты не испытываешь достаточно ненависти.
– Ерунда, – Кэрроу нахмурился. – Я эту тварь ненавижу каждой частичкой души.
– Думаю, все дело в Мариссе. Она привнесла в твою жизнь то, чего раньше не было. Круциатус получается только у тех, кем в момент произнесения заклятья правит ненависть. А тобой правит любовь.
– Да хрень это полная. Я с Мариссой уже давно встречаюсь. И все это время я любил ее. А Круциатус не получился только сейчас. К тому же, ты ведь тоже любишь свою Роуз. Но у тебя же все нормально?
Торфинн усмехнулся.
– У меня это заклятье с осени не срабатывает. И до этого – через раз.
– Серьезно?
– Когда мое Пыточное перестало накладываться как надо, я просмотрел пару книжек по этой теме. У одних сразу перестает получаться, у других – через какое-то время. Короче, добро пожаловать в клуб влюбленных темных волшебников, – Роули похлопал Кэрроу по плечу. – Знаешь, я вообще искал грязнокровку или Малфоя. Я передал им сообщение, чтобы они шли во двор, но ответа не получил. Не видел их?
Кэрроу отрицательно покачал головой.
– Ладно. Может, она уже там. Пойдем. Тони в любом случае не помешает помощь.
В ушах раздавался лишь громкий звон, а перед глазами все было мрачным и расплывчатым. Он почувствовал привкус крови во рту. Сознание то дрейфовало где-то в пустоте, то возвращалось резкой вспышкой. Антонин сцепил зубы от боли, когда рука Темного Лорда схватила его за волосы и потянула вверх, заставляя встать на колени. Он пошатывался как маятник, но каким-то чудом смог удержаться от повторного падения.
– Ты глупец, Антонин, – раздался над ним надрывный голос Темного Лорда. – Ты мог иметь все, что только пожелаешь, обрести такую власть, какая тебе и не снилась. И на что ты променял все это? На какую-то низкородную девку, ошибку природы. Печально, когда волшебник своими руками втаптывает свой потенциал в грязь. Но, что поделать, это твой выбор. И ты заплатишь за него жизнью. Авада… – Антонин устало опустил веки.
– Vocalis abruptio!
Сквозь глухой звон, который все еще раздавался в ушах, он услышал знакомый голос. Антонин решил было, что ему показалось, но, когда смерть все же не пришла от палочки Темного Лорда, он резко распахнул глаза. Отошедший от него на шаг Волдеморт, держался левой рукой за горло, неподдельный шок читался на его лице, было заметно, что он совершенно не понимает, что происходит.
Долохов хорошо знал это древнее заклинание, разрывающее голосовые связки противника без возможности восстановления. Накладывать его было крайне непросто, поэтому, когда было изобретено Силенцио, его перестали использовать совсем. Но кто мог оказаться настолько сильным, чтобы за считанные секунды применить столь сложное заклинание? Антонин знал одного волшебника, который был на это способен, но отблагодарить своего наставника он сможет и позже.
Воспользовавшись замешательством Темного Лорда, Долохов выхватил палочку и через секунду из нее уже летел зеленый луч. Волдеморт успел лишь выдохнуть перед тем, как луч достиг цели – он пошатнулся, и его невидящий взгляд остановился на Антонине в последний раз, затем его глаза закатились, и он упал навзничь. Несколько мгновений, Антонин смотрел на лежащее перед ним тело, не веря, что все кончено.
С ним кто-то поравнялся и, будучи безоговорочно уверенным в своей догадке, Долохов развернулся к подошедшему, но резко замер, увидев седого мужчину в классическом синем костюме тройке. Губы Антонина в изумлении разомкнулись.
– Отличная работа, Антон, – произнес мужчина.
– Отец? – только и смог выдавить Антонин.
– Давно не виделись, сын, – Александр Долохов улыбнулся так тепло, как не улыбался ему, пожалуй, никогда.
– Что ты здесь делаешь?
– Я прочитал письмо. Ты закончил словами «надеюсь на скорую встречу», но я понял, что это было прощание. И у меня не осталось сомнений, что нужно делать. Я связался с Эдвардом и… вот я здесь.
– Я должен столько… – начал было Долохов.
– Тони! Осторожно! – раздалось где-то позади.
Они с отцом одновременно обернулись, но, увидев как на них, раскрыв пасть, бросается огромная змея, успели лишь прикрыться рукой. Змея была в метре от них, когда на солнце внезапно блеснуло серебро, и голова чудовища отлетела в сторону.
Она все же нашла меч. Его маленькая смелая девочка.
Тяжело дыша, Гермиона опустила клинок и взглянула на Долохова. Он кивнул ей в ответ.
– Тони, ты как? – к Антонину подбежал Торфинн, а за ним Амикус.
– Я в норме, Финн, – ответил Долохов.
– Он... мертв? – Торфинн посмотрел на тело Волдеморта.
– Теперь точно да, – ответил Антонин, переведя задумчивый взгляд на голову Нагайны, лежащую неподалеку. Он свободен.
Затем Антонин почистил горло и произнес:
– Парни, познакомьтесь с человеком, благодаря которому я остался жив… Мой отец –Александр Долохов.
– Торфинн Роули. Приятно познакомиться, сэр, – Роули пожал мужчине руку.
– Амикус Кэрроу.
Медленно к ним подошла Гермиона со скромной улыбкой на губах. Антонин мягко улыбнулся ей в ответ.
– Прости, что так поздно подоспела, – произнесла она. – Нас с Драко задержали Лестрейнджи. Они оказались сильными противниками.
– Это неважно, лапонька, – сказал Антонин. – Как по мне, так ты успела как раз вовремя. Отец, это Гермиона Грейнджер, она…
Он осекся, осознав, что не знает, как представить ее теперь. Кто она ему? А главное, кто он для нее? Значат ли их отношения для нее хоть что-нибудь?
– Вы спасли нам жизнь, милая девушка, – произнес Александр. – Мы вам обязаны.
Гермиона покраснела и смущенно пролепетала:
– Что вы... Я… Не могу бездействовать… Когда в беде близкие люди…
– Близкие? – озадаченно переспросил Александр.
Антонин кашлянул.
– Кажется, битва еще идет, – произнес он. – Надо бы помочь этим недотепам из Сопротивления.
Через полчаса завершились последние дуэли. Выжившие Пожиратели и солдаты сдались на милость Сопротивления…
Кэрроу поднял лежащий боком на полу стул и сел на него рядом с Долоховым, который разместился прямо на развалинах одной из стен Большого зала, уже вовсю освещаемого лучами рассветного солнца.
– А я знал, что так будет, – произнес Амикус, осматривая разрушенное помещение, и Долохов озадаченно взглянул на него. – Эти хреновы гирлянды и цветы просто напрашивались, чтобы кто-то разнес тут все к чертям.
– Вот, держи, – подошедшая к мужчинам Гермиона протянула Антонину стакан с водой.
– Спасибо, лапонька, – поблагодарил он, прежде чем опустошил его залпом.
– А где меч, красотка? – спросил Амикус.
– Он появляется, лишь когда нужен. Битва окончена, и он исчез.