Он – насильник. Это факт, который она ни секунды не отрицала. Ни один их половой акт не происходил по обоюдному согласию. Долохов всегда просто брал ее. Иногда она сопротивлялась, иногда не особо, потому что не всегда хватало моральных сил. Но она просто не могла игнорировать то, как ласков он был с ней во время секса – шептал нежные слова, успокаивая ее, готовил ее, перед тем как войти, добивался, чтобы она тоже получила удовольствие. А еще он никогда не издевался над ней, не избивал, не мучил.
– Что еще? – спросил Долохов, останавливая поток ее размышлений.
– Ничего, – быстро ответила Гермиона.
Маленькая врушка.
Но сегодня у него не было настроения ловить ее на лжи, копаться в ее душе, допытываться правды. Поэтому Антонин просто мягко улыбнулся, проведя большим пальцем от ее подбородка вверх по скуле.
– Это правда? То, что ты сказал про целительницу, – спросила Гермиона.
– Да.
Девушка вгляделась ему в лицо. Было не похоже, чтобы он врал. Ну, или он просто блестящий актер.
С ней все в порядке. Надежда на возможное светлое будущее возродилась как феникс из пепла. Он снова помог ей. Внял ее мольбам. Пошел против Темного Лорда, чтобы сохранить то, что было важно ей.
Немыслимо.
– Почему ты это сделал? – спросила она.
Долохов пожал плечами.
– Ты воин, как и я, – произнес он. – Для меня то, что с тобой собирались сделать, это…. за гранью, – Гермиона недоуменно моргнула, и Долохов продолжил: – Обо мне многое говорят, лапонька. И, признаться, большинство из слухов правдивы. Я – лучший киллер Темного Лорда, – он усмехнулся, но совсем безрадостно. – Самый эффективный. Но мало кто знает, что у меня есть свои принципы. И один из них, никогда не добивать ногами поверженного врага. Мы победили, вы проиграли. Ты уже в рабстве, лишена всех прав, лишена магии. Как ведьма, ты заплатила достаточную цену за попытку противостоять Темному Лорду. Но уничтожать тебя как женщину – это слишком для меня.
Сердце Гермионы отбивало бешеный ритм. Она не знала, как реагировать на его слова. Она даже представить себе не могла, что он сделает нечто подобное для нее.
Девушка продолжала молча смотреть на стоящего в непосредственной близости мужчину. Ее внимательный взгляд Долохов истолковал по-своему и склонился к Гермионе в явной попытке ее поцеловать. Она резко отшатнулась, будто ошпарившись.
– Да ладно, лапонька, неужели за то, что я провернул, я не заслужил хотя бы поцелуя? – с легкой обидой в голосе спросил Долохов.
Гермиона знала, что должна была отстраниться, когда он снова наклонился к ней. Она просто не имела права отдаться в руки Пожирателю Смерти. Так легко, без борьбы. Но она была слишком уязвимой сейчас, чтобы суметь взять под контроль закручивающееся в груди желание, когда он так нависал над ней, обдавая горячим дыханием ее кожу и пожирая голодными глазами ее фигурку. А еще после встречи с сокурсницами Гермиона начала испытывать такое давящее одиночество, что нежные и теплые прикосновения Долохова стали казаться лучом света в непроглядной тьме.
И она поддалась, позволив ему завладеть ее ртом и зарыться пальцами в ее непокорные кудри. И, несмотря на то, что умом она понимала, как все это неправильно, ее тело требовало окунуться в этот порочный омут с головой. И она впервые не стала слушать голос разума.
Долохов подхватил совершенно не противящуюся Гермиону на руки и усадил на журнальный столик, стоящий у стены. Мужчина взялся за края воротника ее блузы обеими руками и дернул ткань в разные стороны, разрывая петельки, на которых держались пуговицы, и те со стуком рассыпались по полу. Таким же резким движением он буквально сорвал юбку со стройных ног девушки, отбросив предмет одежды в сторону.
Обхватив руками ее ноги под коленями, он потянул их вверх, заставив девушку упереться ступнями о столик. Какое-то время он просто смотрел на раскрывшуюся перед ним картину, и Гермиона начала краснеть под его изучающим взглядом. К своему стыду девушка почувствовала, как приятный импульс пробежался по половым губам, и они начали потихоньку набухать от возбуждающей ситуации, в которую она сама позволила себя утянуть.
Долохов вытащил из штанов свой уже стоявший колом член и заскользил им по ее увлажнившемуся входу. Гермиона смущенно отвернулась, но он обхватил ее подбородок пальцами и повернул ее к себе лицом.
– Не отворачивайся, лапонька, – почти промурлыкал он. – Смотри, как я беру тебя.
Гермиона опустила глаза туда, где их тела соприкасались, и тогда он резко толкнулся в ее разгоряченное влагалище на всю длину, заставив девушку сделать рваный вдох от внезапного прилива удовольствия. Он начал медленно двигаться внутри нее, пока она как завоженная наблюдала за его действиями. Раньше были лишь ощущения, а теперь все было перед глазами и это добавляло особую перчинку.
В какой-то момент она поняла, что ей не хватает прикосновения, не хватает ласки. Вероятно, желание отобразилось у нее на лице, потому что Долохов прошептал:
– Помоги себе.
– Что? – переспросила Гермиона.
– Поласкай себя там, – уточнил Антонин, остановившись на мгновение. – Твои пальчики сами найдут правильные точки и возьмут нужный темп. Просто отключи голову и поддайся навстречу желанию.
Девушка не могла решиться, все еще испытывая ярчайшее в своей жизни смущение.
– Не к чему стыдиться, лапонька, – сказал Долохов. – Здесь только ты и я. И посмотри, я весь принадлежу тебе.
Гермиона пару секунд колебалась, а потом все же медленно опустила ладонь на клитор и провела по бугорку пальцами. Долохов был прав, она будто подсознательно знала, что делать. И когда он возобновил движения, она начала выписывать пальцами круги на чувствительном местечке, прислушиваясь к своим ощущениям, и новое поглотившее ее чувство удовлетворения было чем-то настолько захватывающим, что она не смогла сдержать протяжного стона.
По мере того, как учащались толчки Долохова, Гермиона ускоряла и круговые движения. Стыд, владеющий ею ранее, как-то незаметно растворился, осталось лишь желание достичь кульминации. Она была уже почти готова, была в шаге от вершины удовольствия, полностью сконцентрировавшись на движениях, как вдруг Долохов резко вышел из нее. Гермиона удивленно вскинула голову, остро ощущая пустоту там, где ее тело требовало наполненности, и встретилась с насмешливым взглядом мужчины.
– Ты божественна, моя маленькая львица, – произнес он глубоким голосом, который сводил ее сейчас с ума. – Такая настоящая.
Последние слова он почти выдохнул, а затем прильнул губами к ее манящему ротику и, ладонью накрыв левую грудь, зажал возбужденный сосок между пальцами.
Свободной рукой он неожиданно прикоснулся к ее набухшим нижним губам и вторгся двумя пальцами между них, дразня нежные стенки. Гермиона была уверена, что он понимал, что ей этого недостаточно. Он просто играл с ней, как гепард с зажатой в лапах антилопой, зная, что она никуда не денется.
– Чего ты хочешь сейчас, моя грязнокровка? – спросил он, снова оставив ее изнывающее лоно. – Скажи, и я дам тебе это.
Она знала, что именно он хотел услышать. Он издевается, показывает свою власть. Но возбуждение настолько сильно давило на нее, требуя разрядки для тела, не позволяя мыслить трезво, что она просто не могла оказать сопротивление.
– Я хочу испытать оргазм, – проговорила она, в миг покраснев. – Пожалуйста.
Испытать оргазм. Долохов усмехнулся про себя. Его девочка еще так невинна, что даже в такие моменты использует литературные выражения. С этим он тоже поработает в будущем.
Он поддался ее мольбе, снова войдя в нее, чем вызвал громкий вскрик, и ускорился так стремительно, что она начала задыхаться, проглатывая вдохи, непроизвольно сжав мышцы там внизу, отчего его проникновения стали отдаваться легким жжением. Но прилив удовольствия был таким мощным, что даже это неприятное ощущение доводило ее до исступления.
Оргазм был невероятным, пронзив ее будто электрическим разрядом. В момент, когда ее влагалище сокращалось, Долохов ввел в нее два пальца, чем усилил ее удовольствие.