Внезапно существо резко склонило голову влево, а потом вернуло в исходное положение – движение, напоминающее птичьи повадки.
Гермиона была настолько поражена тем, что увидела, что, когда это человекоподобное нечто вдруг сорвалось с места и кинулось прямо к ней, девушка, отскочив назад от неожиданности, споткнулась и упала. Соприкоснувшись с полом, она охнула – удар пришелся прямо на локтевой нерв, и острая боль мгновенно распространилась по всей руке.
Услышав отвратительный скрежет, Гермиона подняла голову и увидела, как существо яростно царапает короткими черными когтями наложенный на решетку экран щитовой магии, пытаясь, очевидно, вырваться наружу, чтобы наброситься на нее.
Долохов подал руку, помогая Гермионе встать. Поднявшись на ноги, она так и не решились подойти ближе, держась на расстоянии около полутора метров от камеры.
Существо продолжало свирепо биться о барьер, издавая при этом гортанные рычащие звуки. Когда оно в очередной раз оскалилось, Гермиона заметила зеленоватую субстанцию, струящуюся между его удлиненных бледно-желтых зубов. Жижа стекла по его подбородку и, капнув на пол, запузырилась с характерным шипением.
«Яд», – поняла Гермиона.
– Долохов?
Гермиона и Антонин одновременно повернулись на голос.
Увидев подходящего к ним Макнейра, Гермиона непроизвольно отступила на шаг, столкнувшись со стоящим позади Долоховым, который сразу же обхватил ее предплечья обеими ладонями.
Лаванда говорила, что Джинни у этого человека. И что он делает с ней что-то страшное.
– Макнейр, – поприветствовал его Долохов.
– Что ты забыл тут? – спросил Пожиратель, а потом посмотрел на Гермиону. – Да еще и в компании своей грязнокровки?
– Привел ее сюда в воспитательных целях. Чтобы она посмотрела, что бывает с теми, кто злит хозяев, – произнес Долохов, и Гермиона поразилась, как умело он управлял голосом, пичкая Макнейра откровенной ложью в совершенно спокойной, непринужденной манере.
Пожиратель хохотнул и окинул ее взглядом с головы до ног.
– Неудивительно, что она тебя не слушается, – произнес он. – Ты с ней как с чистокровной обращаешься что ли? Одета как истинная леди.
– Кто сказал, что не слушается? – голос Антонина стал жестче. – Так, иногда косячит. А я не люблю однообразные методы воспитания. Что до одежды. Эта шлюха принадлежит мне, и я не хочу, чтобы кто-то другой трахал ее даже глазами.
Макнейр кивнул, а потом произнес:
– Я тоже предпочитаю вносить разнообразие в процесс дрессуры, – он снова посмотрел на Гермиону. – Смотри, девка, будешь плохо себя вести, закроем тебя в такой же клетке, предварительно поработав над твоей милой мордашкой и сочным тельцем.
Гермиону всю передернуло от омерзения на последних словах.
Бедная Джинни!
– Кстати, ты не знакома с этим, хм… заключенным? – язвительно спросил Макнейр.
Гермиона машинально перевела взгляд на существо, которое продолжало стоять впритык к решетке, уперевшись когтями в защитное поле.
– Посмотрим, кто у нас здесь, – продолжил Макнейр, достав из кармана мантии небольшой свиток пергамента и демонстративно развернув его, – Яксли ведет учет всего, даже этих уродов. Тааак, – он бросил быстрый взгляд на камеру, где была табличка с номером, а потом снова забегал глазами по свитку, – номер 63. А, вот. Раньше эту тварь звали Симус Финниган. Знакомое имечко?
Все вокруг поплыло, и Гермиона ощутила, как земля уходит у нее из-под ног. Сильные руки удержали ее на месте, не позволив рухнуть на каменный пол.
– Спасибо тебе, Макнейр, – сквозь шум в ушах Гермиона едва слышала голос Долохова. – Теперь придется ее на руках тащить.
Макнейр расхохотался.
– Ну, извини, – бросил он.
Долохов подхватил Гермиону на руки, и она уставилась в мрачный, темно-серый потолок, который медленно дрейфовал мимо, будто грозовая туча.
Она слышала раздающиеся издалека мужские голоса, а потом почувствовала, как Долохов начал движение.
Спустя пару минут тишину разорвал его голос, полный предсказуемого недовольства и непредсказуемого волнения:
– Я знал, что это плохая идея.
Гермиона начала постепенно приходить в сознание. Мир перед глазами перестал вращаться, когда они были на уже знакомой лестничной площадке.
– Я в порядке, – произнесла Гермиона, окончательно придя в себя. – Могу идти сама.
Долохов остановился и напряженно вгляделся ей в лицо.
– Ты точно уверена или так же уверена, как была относительно похода сюда?
Девушка поджала губы и отвела взгляд в сторону:
– Точно уверена, – произнесла она.
Мужчина поставил ее на ноги и произнес:
– Идем домой.
Нет! Невилл…
– Но я хотела… – начала было Гермиона.
– Свой лимит хотелок ты на сегодня уже исчерпала, грязнокровка, – отрезал Долохов, обхватывая ее за предплечье. – Мы сейчас же возвращаемся.
– Вот, поешь. Станет легче.
У Гермионы защипало глаза от подступивших слез, когда она посмотрела на плитку шоколада, которую ей протянул Долохов. Профессор Люпин всегда угощал их шоколадом, чтобы успокоить. Она знала, что в зачарованном шоколаде нет ничего особенного, но охватившее ее чувство ностальгии было таким мощным, что, казалось, согрело изнутри. И ей не хотелось терять его, поэтому, принимая из рук Долохова плитку, она старалась не думать о том, что из палочки именно этого Пожирателя Смерти вырвался луч рокового проклятья, поразившего одного из ее любимых преподавателей.
Какая жестокая ирония!
– Спасибо, – поблагодарила Гермиона и откусила один квадратик шоколадки.
С минуту Долохов молча наблюдал, как девушка отстранено жует шоколадку, сидя на тахте у окна. Ощущение дежавю прокралось мимо. А потом он все же решился сказать то, что говорить не хотел, но считал должным все же озвучить.
– Мне жаль твоего друга.
Девушка вскинула голову.
– Не к чему лгать, – почти прошептала она.
– Но это правда, – нахмурившись, произнес Долохов. – Мне казалось, я ясно дал понять, что не одобряю подобное.
– Не одобряешь… Но продолжаешь служить Темному Лорду, – с укором сказала Гермиона.
Антонин замер на секунду. Ведь он всего лишь солдат и не обязан разделять все взгляды Повелителя, лишь выполнять приказы.
– Ты девушка, к тому же слишком юная, чтобы понять, что такое присяга. Я присягнул Повелителю на верность, когда принял Метку. Я обязан делать то, что он говорит.
– Но ты уже нарушил его приказ однажды. Когда помог мне в Министерстве, – напомнила Гермиона.
– Это… совсем другое, – Долохов отвернулся к окну. – Мелочь, которая ни на что не влияет.
– Это вовсе не мелочь. Этот поступок показал, какой ты, – уверенный тон девушки заставил его снова обратить свое внимание на нее. – Ты не такой, как он.
– Девочка… Ты меня совсем не знаешь.
– Я знаю больше, чем ты думаешь! – в ее нежном голоске послышался вызов. – Я знаю про многочисленные пытки и убийства магглов и врагов Темного Лорда. Я знаю про убийство Пруэттов. Но дело не в приказах и не в присяге. Каждый день ты делаешь выбор, который говорит о том, кто ты. Измениться никогда не поздно. Нужно лишь принять правильное решение.
Ох уж эти гриффиндорцы с их громкими мотивационными речами!
– Что ты хочешь, чтобы я сделал, лапонька?
– Помоги сбежать пленникам, которые еще сохранили человеческий облик. Хотя бы тем, кого держат в Министерстве.
Долохов рассмеялся.
– Ты с ума сошла? Даже если мне удастся этот финт, и я смогу скрыться, меня выследят и убьют. Темный Лорд не прощает предательства.
– Ерунда. Он простил всех, кто не искал его после событий в Годриковой впадине. Гарри рассказал, кто был на кладбище в ночь его возрождения. Все присутствующие отреклись от него, чтобы избежать Азкабана. А потом просто вернулись.
Долохов сжал кулаки. Это была больная тема. Эти предатели пришли к Повелителю, как ни в чем не бывало, и тот принял их. Пока он, его самый преданный солдат (ну ладно, есть еще Белла), торчал в Азкабане почти пятнадцать лет.