Долохов еле уловимо кивнул и вытянулся в струну перед Повелителем.
Последний человек покинул помещение, закрыв за собой дверь, и Темный Лорд произнес:
– Антонин, Корбан, я попросил вас остаться, потому что мне нужно ваше мнение. Как вы знаете, двое наших соратников не пришли на работу в понедельник и с тех пор их никто не видел. Я подозреваю, что это дело рук Ордена, – Долохов сохранил невозмутимый вид, но на последних словах Повелителя его нервы разом отпустило. Орден, точно! И как он сразу не додумался свалить все на Орден? – После битвы в Хогвартсе я думал, мы истребили всех этих жалких магглолюбцев, но им, словно тараканам, каким-то образом удалось выжить, – глаза Повелителя гневно блеснули, но лишь на пару секунд, после чего его лицо вновь стало непроницаемой маской. – И я даже не стал бы трогать их, если бы они ни пытались разрушить то великое, что мы с вами строим.
После организованного Роули в день боев освобождения рабов из Министерства, орденовцы на какое-то время притихли, и Антонин полагал, что они покинули Англию. Но, как оказалось, они просто собирались с силами и планировали дальнейшие шаги. За последние три месяца им удалось не только завладеть волшебными палочками некоторых чистокровных волшебников и поддерживающих режим полукровок, вступая с теми в дуэль, но и устроить множество провокаций в государственных учреждениях, локальными взрывами и наложением разного рода неопасных, но действенных проклятий внося хаос в работу простых служащих, отчего те стали нервными, что неизбежно сказывалось на показателях труда, а некоторые и вовсе притворялись больными, лишь бы не выходить на работу.
А в прошлом месяце каким-то удивительным образом орденовцы смогли под покровом ночи проникнуть в одну из лабораторий Темного Лорда, находящуюся далеко за пределами городской застройки и скрытую множеством Охранных, и освободить около десятка заключенных.
Облавы авроров не только были совершенно бесполезны тем, что под арест попадали лишь невиновные, но и настраивали людей против действующей власти, что только усугубляло и без того неспокойную обстановку в британском магическом сообществе.
– Прокручивая в памяти их наиболее дерзкие преступления, признаться, я не могу избавиться от мысли, что им помогает кто-то из наших. Исчезновение Селвина и Джагсона невольно заставляет меня сомневаться в верности тех, кто вполне логичным образом занял вакантные места. Антонин, что ты думаешь по поводу Роули? Может ли он быть предателем, как считаешь?
Долохов напряженно сглотнул.
– Полагаю, это было бы возможно, будь кто угодно другой на его месте. Но Роули… – Антонин сделал глоток воздуха, – совершенно неамбициозен. Должности старшего аврора ему вполне хватает. Кроме того, лично у меня не было повода усомниться в его лояльности. Я уверен, что он всецело предан нашему делу и лично Вам, Повелитель.
Какое-то время Волдеморт сверлил Антонина внимательным взглядом, а потом молча повернулся к Яксли.
– А что насчет Треверса, Корбан?
– Я могу пристальнее присмотреться к нему, Повелитель, – ответил Яксли, – но на данный момент, у меня нет каких-либо оснований сомневаться в его верности.
Волдеморт кивнул.
– Присмотреться, – медленно проговорил он. – Это хорошая идея. Я прошу вас обоих присмотреться не только к названным мною подозреваемым, но и к остальным. Вы двое – единственные, кому я доверяю сейчас.
– Он подозревает тебя, – произнес Антонин и отправил в рот последний кусок божественной лазаньи с овощами, приготовленной Руной по рецепту матери Гермионы.
– Ожидаемо, – сказал Роули. – И что ты ему сказал?
– Правду. Что тебе должность Селвина нафиг не вперлась, – Долохов откинулся на спинку стула, взяв в руку бокал с красным вином. – Знаешь, мне кажется, с Темным Лордом что-то не так.
– По-моему, что с ним не все в порядке видно невооруженным взглядом, – сказал Роули, улыбнувшись.
– Да я не об этом, – Антонин бросил задумчивый взгляд на языки пламени, танцующие в камине. – Он… просто спросил нас с Яксли, что мы думаем о его подозрениях.
– И что? – Торфинн нахмурился.
– Я к тому, что он не применил легилименцию, – Долохов перевел взгляд на друга.
– Нуу, может, он так вам доверяет, что не видит в этом необходимости? – предположил Роули.
Долохов усмехнулся.
– Да ты что, Финн, когда такое было, чтобы Темный Лорд верил кому-то на слово?
– Что ты пытаешься сказать?
– Я думаю… он не может, – проговорил Антонин, вновь посмотрев на огонь. – У него нет сил на вторжение в чужое сознание. Я тут вспоминал… И, знаешь, странности начались сразу после битвы в Хогвартсе. Что удивительно… учитывая, что он особо ни с кем и не сражался. Поттера он просто убил. Преподаватели и орденовцы, а тем более школьники – ему не соперники. Но все же что-то его ослабило… Интересно, что?
Долохов повернулся к Торфинну, вопросительно взглянув на него.
– Возможно, это как-то связано с воскрешением? – произнес Торфинн. – Если вдуматься, что мы знаем о том, как ему это удалось?
– Он воскрес при помощи ритуала, проведенного Хвостом, – напомнил Долохов.
– Да, конечно, я верю, что можно воссоздать тело магическим образом, но где Хвост взял наполнение?
– В смысле душу?
– Угу, где была его душа все эти годы? И, знаешь, что меня бесит во всем этом дерьме? Ведь нам ни черта не известно о нем. Он, вообще, человек? Я имею в виду, сейчас…
Когда встретил его первый раз, тогда у венгерской таверны, где подрабатывал, Антонин сразу почувствовал что-то общее между ними. Это было в глазах – они сияли особым светом. Том Риддл был мечтателем, чьи мечты распространялись далеко за границы магии, доступной обычным волшебникам. Он стремился узнать секреты, которые знали лишь избранные, вроде Слизерина или Мерлина, а потом продвинуться еще дальше, чтобы познать саму суть магии. И Антонин был таким же. Наверное, поэтому он так быстро согласился принять Метку. А Темный Лорд, вероятно, ощущал то же самое, поэтому сразу же принял его в ряды Пожирателей Смерти и выделил среди остальных спустя всего год. Особая милость Повелителя свалилась на Долохова неожиданно, он вовсе не грезил о ней, как остальные, но все равно получил ее, значительно раньше, чем многие.
До первой войны и в ее начале, Том Риддл совершенно однозначно был человеком – по его лицу можно было узнать, какие эмоции он испытывал. Правда, чем больше он экспериментировал с магией, меняя себя, тем сложнее было Антонину это сделать и тем реже он стал видеть в его глазах тот свет, к которому когда-то потянулся. В какой-то момент глаза Повелителя окончательно приобрели багряный оттенок, будто налились кровью. Но Долохов старался не придавать этому значения, оправдывая эти перемены потребностью в жертве на пути к великой цели.
Однако, из Азкабана его освободил уже не тот Том Риддл, которого он помнил, попав туда, и не судить книгу по обложке с каждым днем было все труднее.
Гермиона никогда бы не подумала, что будет переживать из-за недостаточной страстности своего вынужденного любовника. Их с Долоховым секс последние три дня был совершенно безвкусным. Они кончали как обычно, и их тела на мгновение обволакивала сладкая истома, но все это было каким-то искусственным. А когда Гермиона заглядывала Антонину в глаза, она не видела в них того огня желания, которым они горели все ночи до этого, зато видела задумчивость. Долохов вроде был с ней физически, но разум его дрейфовал где-то далеко. И эта отстраненность пугала девушку. Мысли о том, что она ему «надоела», как Мальсиберу его рабыня, невольно все глубже укоренялись в ее сознании.
А потом наступила пятница, и в поместье пришел необычный гость.
– Ты по-прежнему любишь белое полусладкое? – услышала девушка голос Долохова, доносящийся из гостиной.
– Да, когда дело касается вина, я непоколебим, – ответил незнакомый Гермионе мужской голос с явно восточноевропейским акцентом.
Чтобы услышать все детали разговора, она решила подойти поближе к распахнутой двери и шагнула вперед, но удача была сегодня явно не на ее стороне – под ногами скрипнула половица. Гермиона затаила дыхание и замерла.