– Лапонька, иди сюда. Познакомлю тебя с гостем, – крикнул Долохов.
Черт! Девушка выдохнула и расправив полы кардигана, показалась в дверном проеме.
– Извините, я… просто проходила мимо, – тихо проговорила она, сначала посмотрев на Антонина, который стоя у маленького журнального столика, разливал вино по бокалам, а потом переведя взгляд на стоящего рядом с ним седого мужчину в невероятно черной мантии.
– Конечно, как всегда, – усмехнулся Долохов, а потом сказал, передавая бокал гостю: – Эдвард, это Гермиона Грейнджер. Очень талантливая волшебница. Некоторые называют ее умнейшей ведьмой своего поколения.
Весьма официальное представление. Прозвучало как характеристика при трудоустройстве. Гермиона поймала на себе удивленный и одновременно заинтересованный взгляд седого мужчины, и ей стало не по себе.
Нет, нет! Он не мог так поступить!
– Я впечатлен, – произнес мужчина. – Считаю, что стоит упомянуть, что вы, юная леди, еще и очень красивы.
Гермиона вздрогнула и непроизвольно обхватила себя руками, будто подсознательно пытаясь спрятаться, а затем растерянно посмотрела на Долохова, который нахмурился, наблюдая за ее странным поведением.
– Лапонька, это мой…
Долохов не успел договорить. Гермиона судорожно выдохнула и резко развернувшись, выбежала из гостиной.
– Я что-то не то сказал? – удивленно вскинув брови, спросил Эдвард.
– Понятия не имею, что происходит, – пробормотал Долохов. – Ты пока располагайся, а я пойду поговорю с ней.
Гермиона пробежала всего метров двадцать, а потом свернула в боковой коридор и резко остановилась. Куда она бежит? Какой смысл? Покинуть поместье она не может. Прятаться бесполезно, он всегда находит ее. Какой же идиоткой она была, оставшись здесь. Она позволила Долохову утянуть себя в иллюзорную сказку, создающую видимость безопасности. Раньше его слова и действия казались ей приторной патокой, в которой хочется увязнуть, но теперь она воспринимала это как зыбучие пески. Нужно было уходить, когда была возможность, а теперь…
Ему плевать, что она спасла ему жизнь. Он отдаст ее этому Эдварду… Который выглядел так… страшно… Если Гермиона ему и нужна, то точно не чтобы согревать его постель. Он был похож на какого-то безумного ученого или вроде того. Черная как ночь мантия, строгое лицо, хоть и улыбающееся, но какое-то не внушающее доверия, испытывающий взгляд черных глаз, изучающий ее со странным интересом. Он наверняка будет использовать ее для Мерлин знает каких магических экспериментов…
Горло сжалось, глаза защипало, рваными глотками она хватала воздух. В конце концов, слез стало слишком много – Гермиона поднесла ладони к лицу и заплакала.
– Лапонька, – вдруг услышала она позади себя.
Он пришел за ней, чтобы отвести ее к новому владельцу… Гермиона вздрогнула, а потом повернулась и умоляюще посмотрела на мужчину.
– Я… – сквозь всхлипы выдавила она.
– В чем дело?
– Я… не знаю, чем… разозлила тебя… – глотая слезы проговорила Гермиона, – может… я была недостаточно… п-покладистой… или… тебе не хватает чего-то в… постели… – на этих словах лицо Долохова стало нечитаемым, – но я… не такая сильная, как другие… Я… не выдержу… – Гермиона на секунду бросила взгляд вниз и заметила, что мужчина сжал кулаки, она вновь посмотрела ему в глаза, – не поступай так со мной… Я… умоляю тебя… пожалуйста… не отдавай меня ему… п-прошу…
Горячие слезы лились нескончаемым потоком, перед глазами стояла мутная пелена. Она не знала, что еще сказать, поэтому просто стояла, и рыдания сотрясали ее сжавшуюся фигурку.
Долохов сократил между ними расстояние и оказался прямо перед девушкой, которая вскинула голову, вглядываясь в его холодные карие глаза. Мужчина глубоко вздохнул и, обхватив ее ладонями за плечи, сказал:
– Лапонька… Эдвард – мой наставник из Венгрии. Помнишь заклинание Прессум гравис? – Гермиона лишь в очередной раз всхлипнула, не сказав на слова. – Это он меня ему научил. Мы случайно встретились в Министерстве, и я решил, что было бы неплохо немного поностальгировать, поэтому пригласил его домой. Я вовсе не собираюсь отдавать тебя ему… Или кому бы то ни было еще.
– Правда? – слегка осипшим голосом тихо спросила Гермиона. – Он не заберет меня?
– Конечно, нет. И, кстати, он вообще против использования волшебников любого происхождения в качестве товара.
Девушка свела брови к переносице и опустила глаза в пол.
– Давай вернемся, и я все же познакомлю вас? Эдвард – довольно интересный человек.
– М-можно мне не идти? Я бы хотела вернуться в спальню и… лечь пораньше, – произнесла Гермиона, не поднимая головы.
– Ладно, как знаешь, – Антонин обхватил ее подбородок пальцами и заставил посмотреть на него. – Точно все в порядке?
– Д-да. Все в порядке.
Когда Антонин вернулся в гостиную, Эдвард спросил:
– Я ведь не ошибусь, если предположу, что эта девушка egyszeru’’ («простой» по-венгерски – прим. автора)?
– Да, ее родители не волшебники, – ответил Долохов, залпом опустошив бокал с вином.
– Ясно, – холодно проговорил наставник. Антонин помнил этот его тон. Эдвард всегда его использовал, когда был чем-то недоволен. А поскольку Долохов, будучи подростком, вечно попадал в передряги с кучей последствий, этот тон он слышал очень часто.
– Она под моей защитой, – попытался реабилитироваться он, посмотрев на наставника, который отвернулся к окну.
– Но уйти в любой момент, куда ей вздумается, она не может, верно? – Эдвард посмотрел на Долохова через плечо.
Антонин рухнул в кресло и провел ладонью по лицу.
– Слушай, я знаю, ты не терпишь рабства, но…
– Да, я не терплю рабства, – перебил его наставник, повернувшись лицом и сделав шаг навстречу. – Это факт, который не вызывает сомнений. Однако, мне интересно, когда ты успел его полюбить? Я помню мальчика, который хоть и имел определенные предрассудки в отношении нечистокровных волшебников, но не брезговал общаться и даже дружить с детьми из низших сословий. Что же изменилось?
– Да ни черта не изменилось, – проговорил Долохов, избегая прямого взгляда собеседника. – Плевать мне на ее происхождение и на всю эту сословную хрень. Но не могу же я один бороться с целой системой?
– И все же ты – часть этой системы, – парировал Эдвард.
– Будто у меня был выбор…
– Я думал, ты уехал из Венгрии, чтобы этот выбор у тебя появился…
Антонин закатил глаза.
– Ох, святая Моргана! Ведь я уехал, будучи наивным пятнадцатилетним пацаном. Тогда я думал, что могу добиться всего, чего пожелаю.
Наставник слегка улыбнулся.
– «Святая Моргана», – повторил он, и когда Антонин поднял на него недоуменный взгляд, пояснил: – Так по-английски. Ты проникся не только особенностями магии этой страны, но и ее культурой. Тем не менее, – добавил он, не давая Долохову вставить реплику, – это не сработало, да? Как бы глубоко ты во все это ни погрузился, свой путь ты так и не нашел?
Антонин шумно выдохнул.
– Я пытался… Пробовал всякое. Экспериментировал с разными магическими материями. Даже изобрел кое-что. Но все это было… Оно не приносило мне того удовлетворения, которого я ждал. Это была новая, но все же серость. Я стал лишь эффективным солдатом и не сделал ничего, чем действительно мог бы гордиться. Перед отъездом я обещал отцу, что стану лучше. Но, честно говоря, если бы он узнал, что я делал, он бы отрекся от меня. Уже давно я понял, что… иду не туда. Но, похоже, я слабак. Потому что, даже все осознав, я не могу найти в себе силы свернуть на правильную дорогу.
Разом выдал все, что копилось внутри столько лет. Антонин поймал себя на мысли, что ему стало чуточку легче.
– Ты не слабый, Антон, – мягко сказал наставник, и Долохов осмелился снова посмотреть на него. – Если честно, я думаю, ты один из самых сильных людей, которых я знаю. Однако сейчас ты совершаешь ту же ошибку, что делал в пятнадцать. Ты пытаешься все проблемы решить в одиночку. Но один в поле не воин. И еще ты вечно все усложняешь. Пытаешься пробиться через каменную стену, когда можно просто обойти ее и двигаться дальше.