воображением, или фантазией. Он-то и позволил нашим пра-
предкам получать объяснения без исследований.
Опыты зоопсихологов показывают, что зрительное и,
может быть, слуховое воображение присуще не только
человеку, но и высшим животным, от которых мы его
унаследовали. Но, естественно, люди развили и
обогатили это наследие. Столкнувшись с необычным
явлением, после того как проходило оцепенение, а затем и
страх, человек начинал испытывать потребность в объ-
яснении, пытался понять, что же произошло.
Включалось в работу активное воображение, мозг начинал
перебирать различные ситуации, чтобы отыскать в
памяти что-нибудь похожее. Однако сравнивать было не с
чем... и это только усиливало потребность в
объяснении, разжигало любопытство: что же это такое было?
Обыденные повседневные заботы, поиски
пропитания постепенно оттесняли на задний план сознательные
попытки дать объяснение встрече с неведомым. А так
как сама потребность в этом объяснении не исчезала,
то работа воображения продолжалась в подсознании,
где включался и по сей день до конца не изученный
механизм перебора, перегруппировки, сравнения и
оценки информации, накопленной ранее и хранящейся в
кладовых памяти. Этот процесс, не подчиняющийся
законам обычной логики, называют свободной фантазией,
комбинацией свободных ассоциаций, работой интуиции.
Все промежуточные операции происходят в
подсознании, а в сознании внезапно, как бы в виде озарения,
откровения, вдохновения, возникает уже готовое
решение (вспомните Архимеда, воскликнувшего: «Эврика!»,
из-за чего этот процесс именуют эвристическим). Так
протекают творческие процессы в мозгу современного
человека, будь то решение научной проблемы,
доказательство математической теоремы, сочинение стихов или
музыки. Видимо, так творили и наши далекие предки,
только творчество их было еще более неосознаваемым
процессом, еще глубже запрятано в подсознание.
Известно, что любая самая сложная, самая буйная
и необузданная фантазия ограничена теми знаниями,
той информацией, которая хранится в голове
фантазирующего. Создавая образ мифического дракона, люди
соединяли тело змеи, крылья птицы, когти хищника, то
есть элементы, уже известные им. Но ни один фантазер
прошлых времен не придумал такого животного, как
кенгуру, или открытых в XX веке погонофор, червепо-
добных морских существ, имеющих нервную и
кровеносную системы, но не имеющих органов пищеварения.
Ничего сверх накопленного опыта, сверх своих
познаний «вспомнить» невозможно, хотя можно соединять
отдельные элементы знаний в самые неожиданные и
причудливые комбинации (например, создавая
фантастических драконов, грифонов, сфинксов, кентавров).
С чем же встречался, что знал наш далекий
прапредок, охотник и собиратель? Прежде всего и лучше
всего он знал свои потребности, свои взаимоотношения
с коллективом и свой коллектив — племя, группу,
семью, общину. Знал он свой охотничий участок, повадки
зверей, съедобные растения и травы. О том, что
находилось за пределами этого круга знаний, он имел
представление весьма смутное или вообще не имел
никакого: это было уже незнаемое, И все, что происходило
в нем, могло получить объяснение только путем
подбора какой-либо отдаленной аналогии из круга знаний,
то есть все неизвестное в конце концов должно было
свестись к известному.
Подсознательный процесс поиска ответа мог
длиться долго, мог завершаться быстро, но в конце концов,
рано или поздно решение находилось, перебор
вариантов завершался введением в сознание какого-либо
образа. Образ этот, как правило, создавался на основе
сходства или совпадения каких-то фактов во времени.
Загадочное явление могло персонифицироваться в
образ человека-зверя, просто зверя или человека,
наделенного фантастическими, но заимствованными из
прошлого опыта чертами.
Все исследователи «первобытных» племен отмечали,
что сновидения принимаются этими людьми за
реальность. Во многих языках, будь то языки австралийских
аборигенов, не имеющих письменности, или английский,
французский, слово, обозначающее «сновидение», име-
ет еще и смысл «мечта», «фантазия» (в русском тоже
есть подобное слово—«греза»). Время, в котором
жили предки, установившие, согласно мифам, законы,
этими же мифами называется «временем сновидений».
Видимо, очень часто у первобытного человека
окончательное решение приходило во сне, где объяснение неизве-
стному давалось без исследования и без слов, в виде
зрительного образа.
Поэтому, когда объяснение без исследования было,
наконец, найдено, отрицательные эмоции сразу же
исчезали, само объяснение критике уже не подвергалось
и проверке не подлежало. Защитный механизм
сработал: не осталось неудовлетворенного любопытства, не
стало страха, пропало нервное напряжение. Иными
словами, налицо подсознательный самообман. Однако это
был самообман во благо, во имя дущевного здоровья,
ведь человек все равно не мог по-настоящему
исследовать непонятное явление — например, шаровую молнию,
да и простую молнию, потерявшую свой мистический
ореол всего каких-нибудь два столетия назад.
О положительной роли фантастических
представлений для психики древнего человека писал еще А. В.
Луначарский в своей известной статье «Почему нельзя
верить в бога». А исследования механизмов сна,
проведенные в последние годы, показывают, что сновидения
играют огромную роль в психической деятельности
человека и столь же необходимы мозгу, как
бодрствование и глубокий сон без сновидений. Видимо, нашему
мозгу необходимо фантазировать во сне, где человек
становится и режиссером, и сценаристом, и актером, и
зрителем своеобразного фильма, построенного из
элементов реальности, но подчиняющегося своим
собственным законам, своей логике. Мифологические объяснения
без исследования и были для человека такими снами
наяву, избавлявшими его психику от стрессов. Можно
сказать, что зарождение фантастических представлений
об окружающем мире — это защитная реакция психики
иа появление отрицательных эмоций —
неудовлетворенного любопытства и страха.
Встречи с духами
Убежденный в правдивости образа-объяснения,
«явившегося» ему наяву или во сне, первобытный
человек спешил поделиться своими открытиями с другими
членами коллектива. Ведь исследовательский инстинкт
заставляет не только узнать неизвестное, но и передать
свои знания сородичам и потомству для сохранения
вида. Но как это сделать?
Системы сигнализации животных, включая таких
высокоорганизованных, как обезьяны или дельфины,,
конкретны, они привязаны к ситуации, и с их помощью
нельзя рассказать ни о событиях прошлого, ни дать
прогноз на будущее. Язык человека позволяет говорить
не только о событиях, происходящих в данный момент,
но и событиях прошедших, будущих, возможных и да:
же невозможных (вспомните веселые небылицы). И
образ, созданный воображением, получал у первобытного
человека воплощение в слове. Не исключено, что и
само становление человеческой речи шло вместе со
становлением объяснений без исследования. Потребность
рассказать о продукте творчества, порожденном
подсознательным воображением, способствовала и развитию