Решимся ли мы наконец сказать, что эти произведения принадлежат большой литературе?
Или же станем на точку зрения Сомерсета Моэма, который, с одной стороны, писал, что «детективные вещи Конан Дойла не имеют себе равных по популярности, и нельзя не признать, что создатель Шерлока Холмса, как никто другой, заслужил эту популярность», а с другой — утверждал, что Конан Дойл запечатлевал в памяти своих читателей каждый штрих, каждую черту с такой же настойчивостью, с какой великие мастера рекламы расхваливают достоинства своих сортов мыла, пива или сигарет…» Ясно, что для Моэма популярность и принадлежность к литературе — вещи не всегда совместные. Но ведь Конан Дойл придумал не только «этот неправдоподобный бутафорский персонаж», но и подарил нам ощущение, атмосферу Лондона первого десятилетия XX века. С этим спорить трудно, но нелегко возразить и Моэму.
Сам любитель и мастер парадоксов, знаменитый английский писатель обнаруживает в ключевой фигуре детектива — сыщике — парадоксальное противоречие. В самом деле, любопытно, что получится, если под углом зрения, предлагаемым Моэмом, рассмотреть мисс Марпл, Э. Пуаро, да и самого Холмса: «Как ни старается такой любитель делать вид, будто бескорыстно служит делу справедливости или, если в это не смогут поверить даже читатели детективов, будто он одержим охотничьей страстью, на самом-то деле это бесцеремонный, назойливый тип, который всюду сует свой нос и исключительно из любви лезть в чужие дела занимается работой, которую всякий порядочный человек предоставляет исполнять по долгу службы блюстителям закона и порядка». Вызывает ли у нас симпатию честертоновский патер Браун? Да. Но прежде всего потому, что хочет исправить оступившегося человека, а не покарать его. А мисс Марпл?
Спору нет, есть в этой старой деве некая прелесть времен ушедших, когда устои были тверды, а запросы ограниченны. Но, положа руку на сердце, признаемся в том, что вряд ли кто-нибудь с радостью согласился бы иметь мисс Марпл среди своих ближайших соседей.
Быть может, именно Моэм дает простой и лежащий на поверхности ответ на вечный вопрос: «В чем причина постоянного успеха детектива?» Моэм справедливо считал, что «писатели-детективщики берут тем, что у них есть наготове история и они рассказывают ее коротко». Сам будучи настоящим мастером рассказа, Моэм формулирует законы повествования, которыми пользуются авторы детективов. «Короче говоря, им приходится писать, следуя естественным законам повествования, которым люди следовали еще с тех пор, как какой-то малый с хорошо подвешенным языком рассказал историю об Иосифе в шатрах израильских». Нетрудно заметить, что Моэм говорит об общих принципах повествования, так сказать, ориентированного на читателя, стремящегося вызвать его интерес. В разные эпохи именно этими принципами руководствовались Шекспир, Рабле, Дефо, Филдинг, Смолетт, Бальзак, Стендаль, Гоголь. Все они рассказывали истории, и притом истории интересные. Не лишена оснований критика Моэмом «серьезных» писателей XX века, которые «позволили убедить себя в том, что в изящной словесности рассказывать историю — это нечто второстепенное, чем можно пренебречь. Так они выбросили за борт наиболее сильное средство воздействия на нашу общую человеческую природу, какое только было в их распоряжении, ибо желание слушать истории, несомненно, всегда было свойственно роду людскому». Для любого исследователя, изучающего функционирование литературы или, попросту говоря, читательский спрос, несомненную ценность представляет следующее наблюдение Моэма: «..писателей-детективщиков читают из-за их достоинств, несмотря на их очевидные зачастую недостатки; «серьезных» писателей читают по сравнению с ними мало из-за присущих им недостатков, несмотря на их выдающиеся зачастую достоинства».
Кажется, Моэм дал нам ключ к успеху детектива и другой «сюжетной» литературы. Но очевидно, что интересной может быть и вполне неправдоподобная история, каких немало и у классиков — у Кристи или даже Конан Дойла. Если разъять, расчленить многие из них, то части окажутся на несколько порядков ниже целого. Характеры персонажей предстанут одномерными, язык обыденным, а нередко и примитивным, интрига, по зрелом размышлении, окажется банальной. Однако, сведенное вместе даром рассказчика, все это дает некое новое качество, художественное единство и художественный эффект — «интересно!».