Случилось так, что я выглянул в окно и, заметив двух джентльменов, быстро приближающихся по Бейкер-стрит к нашему дому, спросил его, кто бы это мог быть. Он тотчас зажег трубку и, изогнувшись в кресле наподобие восьмерки, ответил:
— Это два соавтора комической оперы, не стяжавшей им славы.
Я в изумлении подпрыгнул в кресле к самому потолку, а он разъяснил:
— Дорогой Уотсон, это по всей очевидности люди, следующие самому низменному призванию. Даже вы можете прочесть это на их лицах. Клочки бумаги, которые они гневно швыряют прочь, — газетные рецензии. Взгляните, как оттопыриваются у них карманы — они набиты этими листками. Если бы в них содержалось нечто приятное, они не кидались бы на них с таким остервенением.
Я опять подпрыгнул до потолка (балки из него так и выпирают) и вскричал:
— Невероятно! Но, может быть, они просто писатели?
— Нет, — ответил Холмс, — обыкновенные писатели удостаиваются лишь одной заметки в неделю. Только на преступников, драматургов и актеров они сыплются сотнями.
— Ну тогда они, возможно, актеры?
— Нет, актеры приехали бы в экипаже.
— А еще что-нибудь вы можете о них сказать?
— Сколько угодно. Судя по грязи на ботинках высокого, он из Южного Норвуда. Второй наверняка шотландец.
— Как вы догадались?
— У него в кармане книжка, на диалекте, название которой (я его ясно вижу) — «Древле светило чего-то там». Станет ли кто-нибудь, кроме автора, таскать с собой книгу с таким заглавием?
Мне пришлось согласиться, что это было бы невероятно.
Теперь стало совершенно ясно, что двое мужчин (если можно их так назвать) искали наши апартаменты. Я уже говорил (и не раз), что мой друг Холмс редко давал волю чувствам, но тут он прямо загорелся страстью, которая сменилась выражением странного торжества.
— Уотсон, — сказал он, — этот верзила годами черпал сюжеты из самых громких моих дел, но теперь он идет прямо мне в руки — наконец-то!
Я опять устремился к потолку, и, когда приземлился, пришельцы были уже в комнате.
— Насколько я понимаю, джентльмены, — сказал мистер Холмс, — вы находитесь под впечатлением из ряда вон выходящего события.
Тот из посетителей, кто был посимпатичней, с удивлением спросил, откуда ему это известно, но верзила только насупился.
— Вы забыли о кольце, которое у вас на безымянном пальце, — спокойно ответил мистер Холмс.
Я уже готов был проделать свой путь к потолку, но тут вмешался верзила.
— Оставьте эти штучки для простачков, Холмс, — сказал он. — А вы, Уотсон, если опять задумаете путешествие к потолку, так я знаю, как вас припечатать к месту.
И тогда я оказался свидетелем странного явления. Мой друг Шерлок Холмс съежился. Он прямо на глазах уменьшался в размерах. Я с вожделением взглянул на потолок, но не осмелился поддаться известному желанию.
— Давайте обойдемся без пролога и приступим прямо к делу, — заявил верзила. — Я хочу знать, почему…
— Позвольте мне, — прервал его мистер Холмс с присущей ему отвагой. — Вы хотите знать, почему публика не ходит на вашу оперу.
— Именно, — с иронией ответил гость, — насколько вы можете судить по запонкам на моей сорочке. — И добавил уже серьезно: — А поскольку вынести суждение об этом можно единственным способом, я настаиваю на том, чтобы вы лично прослушали все произведение.
Это был момент сильнейшего потрясения. Я вздрогнул, потому что знал, если Холмс пойдет туда, мне придется его сопровождать. Но у моего друга было золотое сердце.
— Никогда, — жарко вскричал он, — все что угодно, только не это!
— От этого зависит ваше будущее существование, — угрожающе произнес верзила.
— Я скорее растворюсь в эфире, — гордо ответил Холмс, пересаживаясь в другое кресло. — Впрочем, я могу ответить на ваш вопрос и не просиживая штанов на вашем спектакле.
— Так почему они не ходят к нам?
— Потому, — спокойно возвестил Холмс, — что предпочитают держаться подальше.
Мертвая тишина воцарилась вслед за этой репликой. Какое-то время визитеры с благоговейным трепетом взирали на человека, который волшебным образом разрешил их загадку. Потом, медленно вытаскивая ножи…
Холмс делался все меньше и меньше, покуда от него не осталось всего лишь колечко дыма, медленно тянувшееся вверх.
Последние слова великого человека, как правило, бывают особенно значительны. Таковы были и последние слова Шерлока Холмса: «Глупец, глупец! Столько лет благодаря мне ты жил в роскоши! Раскатывал в кебах, чего не мог позволить себе ни один писатель. Отныне же и ты будешь ездить в автобусах!»