Что касается «литературы ужасов», то мало что может сравниться по своему мрачному, леденящему кровь колориту со сценой трепанации черепа в романе Ле Фану «Дом возле кладбища». Те, кто читал его, никогда не забудут сцену у постели больного: несчастный страдалец в предсмертном забытьи, перепуганная жена, добрый, но беспомощный местный врач, и в это время раздается колокольчик, на пороге возникает великолепный и ужасный Диллон «в когда-то роскошном одеянии, в огромном и засаленном парике, с тростью с золотым набалдашником в костлявой руке, он распространяет по комнате запах пунша из виски, а под мышкой держит медицинский саквояж»— он явился делать операцию. Сцена написана просто блестяще: из-за запертой двери доносятся медицинские термины, которые бормочет хирург, слышатся звуки его шагов, потом все смолкает — начинается трепанация, а затем смертельно раненный Стерк, которого никто уже не чаял услышать, вдруг замогильным голосом проклинает своего убийцу. Одной этой сцены вполне достаточно, чтобы признать Ле Фану великим мастером «литературы ужасов».
Однако наиболее заметная фигура этого периода — это Уилки Коллинз. Писатель крайне неровный, в наши дни он почитается гораздо меньше, чем того заслуживают его произведения, оказавшие воздействие на коллег по перу [12]. Безусловно, он не выдерживает сравнения с Ле Фану в изображении таинственно-ужасного, но поставленные перед собой задачи разрешал с мастерством и вдохновением. Хотя стиль его был слишком сух и прямолинеен, а воображения не больше, чем у юриста-педанта. Вспомним хотя бы знаменитый сон в «Армадейле», разделенный на семнадцать отдельных «параграфов», каждый из которых описан самым тщательным и подробным образом. Его «Женщину в белом», с ее зыбкой, полуреальной атмосферой, можно назвать почти шедевром, хотя в целом его «ужасы» скучноваты и малоубедительны. Зато он явно превосходит Ле Фану, когда дело касается юмора или изображения козней героев-злоумышленников [13], вообще изображения характеров, но главное, в умении выстроить сюжет. Принимая все это во внимание, можно сказать, что «Лунный камень» — лучший детективный роман всех времен и народов. Его масштабность, его великолепная завершенность, его удивительное многообразие и достоверность персонажей заставляют выглядеть современный детектив унылым и схематичным. Ничто человеческое не совершенно, но «Лунный камень» — это один из наиболее совершенных романов.
В «Лунном камне» Коллинз строит сюжет как сочетание повествований, принадлежащих перу различных действующих лиц. Современная реалистическая проза с ее порой чрезмерной приверженностью к внешнему правдоподобию предвзято относится к подобному подходу. Возможно, и в самом деле рассказ Беттериджа не совсем соответствует тому, что мог бы написать настоящий дворецкий, но все же здесь содержится высшая правда — именно так мог думать и чувствовать Беттеридж, даже если бы он не сумел найти для выражения своих мыслей и чувств такую литературную форму. И все же если согласиться с условностью приема, то можно только поразиться, с какой точностью обрисованы персонажи! Убедителен и лишен признаков сентиментальности (что особо следует подчеркнуть) образ жалкой Розанны Сперминт с ее физическим уродством и пагубной любовью. С честью справился Коллинз с одной из самых нелегких задач, что выпадает на долю писателя, в образе Рейчел Верриндер. Он изобразил добродетельную, обаятельную, интересную молодую женщину, ничуть не погрешив против жизнеподобия и достоверности. Из его предисловия к роману становится ясно, что он затратил на эту героиню немало сил и одержал большую победу, которая, однако, грозила обернуться поражением: Рейчел сама по себе так незаметна, что мы даже не отдаем себе отчета, какой удивительный и правдивый художественный образ мы имеем в ее лице.
Детективное начало в романе также заслуживает внимания. Сержант Кафф изображен в таких сдержанных тонах, что выглядит несколько бесцветным по сравнению с Холмсом, Торндайком или Каррадосом, но он полон жизни и энергии. Можно и впрямь поверить, что он достигнет немалых успехов в выращивании роз, когда уйдет на пенсию, он и в самом деле обожает эти цветы, в то время как хочется усомниться в том, что великий Шерлок испытывает сколько-нибудь искренний интерес к пчелам. Будучи официальным лицом, сержант Кафф связан своим профессиональным кодексом. У него, в общем-то, ничего не получается с Рейчел, и вывод, к которому он приходит, не соответствует действительности. Зато в случае с ночной рубашкой Розанны детектив не ударил в грязь лицом, а эпизоды, где его проницательности и знанию человеческой натуры противопоставлена редкая тупость суперинтенданта Сигрейва, читаются как эссе в духе По.
Разумеется, «Лунный камень» был опубликован спустя полтора-два десятилетия после того, как увидели свет новеллы о Дюпене. Но не стоит искать в них прообраз сержанта Каффа. У него был вполне реальный прототип, и эпизод с ночной рубашкой был — с некоторыми изменениями — позаимствован из знаменитого уголовного дела начала 60-х годов об убийстве маленького Уильяма Кента его шестнадцатилетней сестрой Констанцией. Тот, кто интересуется «первоисточниками», может найти превосходное изложение «убийства на дороге» (как оно тогда именовалось) в книге Тениссон Джесси «Убийство и его мотивы» или же в «Знаменитых уголовных процессах XIX века» Эткея, затем сопоставить методы сержанта Каффа с деятельностью реального детектива Уичера.
Сам Уилки Коллинз не раз подчеркивал, что почти все его сюжеты основаны на фактическом материале, это был его неизменный ответ на раздававшиеся порой упреки в надуманности.
«Хорошо бы, — гневно восклицал он, — чтобы люди, прежде чем выступать с подобными суждениями, немного перед этим поразмыслили. Я знаю очень мало случаев, когда вымысел оказывается неправдоподобнее реальности. Могу рассказать вам, откуда я беру мои сюжеты. Как-то раз мы гуляли по Парижу вместе с Чарлзом Диккенсом и развлекались, заглядывая в разные магазинчики. Мы подошли к книжной лавке — полумагазин-полуприлавок, — где я обнаружил несколько ветхих томов — летописи французской уголовной жизни, нечто вроде французского варианта Ньюгейтского календаря. Я сказал Диккенсу: «Вот это находка!» Так оно и было. Там я нашел несколько лучших моих сюжетов» [14].
Не то чтобы Коллинз проявлял неискренность, утверждая, что никогда не шел против правды жизни. При том, что любое из его удивительных совпадений и изобретений вполне могло бы само по себе иметь реальный аналог в действительности, трудно возразить против того, что, оказавшись собранными воедино в пределах одного повествования, эти невероятности порой подрывают читательскую веру в реальность изображаемого. Но тем не менее Коллинз оставался большим мастером своего дела, и, подражая ему, многие современные авторы «романов тайны» могут извлечь для себя немалую пользу. Коллинз никогда не использует зря «перипетий», он не оставляет «оборванных концов» сюжетных нитей. Коль скоро у него в романе что-то происходит, каким бы сенсационным или, напротив, пустяковым ни было это событие, Коллинз никогда не включает его в повествование исключительно ради его сенсационности или забавности. Пример тому — знаменитый эпизод в романе «Без имени», где в течение получаса Магдален сидит с бутылочкой опия и считает проходящие мимо корабли. «Если в течение получаса пройдет четное число кораблей, то это знак жить дальше, если же нечетное — то это смерть». Можно, конечно, сказать, что здесь типичный пример псевдодраматизма, ситуации, задуманной, чтобы заставить читателя пролить слезы. Но это не так. Бутылочка с опием появляется, чтобы сыграть свою роль позже. В следующей части книги эта бутылочка будет обнаружена в несессере Магдален, и это открытие сыграет решающую роль в сюжете: ее муж сочтет, что она вознамерилась его отравить, и потому вычеркнет ее из своего завещания.
12
В каталоге Британского музея зарегистрированы только две работы об этом прославленном мастере английской «литературы тайны»: одна принадлежит перу американца, вторая — немца.
13
Коллинз прекрасно овладел искусством построения фабулы с противоборством сторон. Так, мы имеем прекрасные поединки Марион Холкомб и графа Фоско в «Женщине в белом», капитана Рэгга и миссис Леконт в романе «Без имени», Педгифтсов и мисс Гуилт в «Армадейле». Ходу одного героя соответствует ответный ход другого — словно в шахматах, только гораздо быстрее, пока преступник не оказывается загнан в угол, где его ожидают шах и мат — прекрасная, задуманная еще в начале игры комбинация.