Для того, чтобы идеология использовалась правильно, объект ее влияния должен потерять всякое пристрастие к тем внешним формам, в которые эта идеология рядится сразу же после того, как она перестроит его существование из индивидуального в социальное. С этого момента человек должен принять фундамент всякой идеологии — горизонтальную ориентацию — как основу своего существования и должен бессознательно, механически, без всяких сомнений и внутренней борьбы, постоянно и неизменно действовать согласно горизонтальной ориентации и сиюсекундным формам, принимаемым данной идеологией во всех социально значимых ситуациях. Идеологии не нужно подчиняться или не подчиняться: идеологией нужно стать и быть.
Совершеннейший коммунист или фашист может с легкостью притворится демократом, но для такого «демократа» есть элементарный тест: настоящий демократ не может быть хамом. А так как именно хамство является основой сегодняшней политической жизни в России, очевидно что сегодняшняя «демократия» является просто идеологическим прикрытием, формой, которая может быть легко изменена.
Ленин, хоть он и жил когда-то, оказался вечно живым. Вечно живым бывает только камень: так что, оказывается, наш Ленин был камнем. А друг его Феликс был железным. Мораль: принимая идеологию, ты перестаешь быть живым человеком.
Это означает, что человек или имеет мораль и ведет себя соответственно моральным принципам, или не имеет морали, а всего лишь следует предписаниям о том, какое поведение сегодня, в данный момент, является идеологически правильным. Таким образом, идеологизированному человеку совершенно все равно, быть ли ему коммунистом, фашистом или прикрываться демократическими лозунгами.
С точки зрения исторической памяти России, памяти каждого россиянина, с точки зрения Индивидуального Я, дико встречать на улицах людей со свастикой. Но с точки зрения идеологической, это совершенно нормально. Теперь свастика, даже больше чем серп и молот, является идеальным идеологическим символом, потому что именно свастика, как ничто другое, идеально демонстрирует полную потерю русским народом исторической памяти.
Если человек сначала был коммунистом, а потом обрел свое лицо, стал уважать права других, перешел в другое измерение, — это второе рождение, тут разница громадная, качественная. А между коммунистом, фашистом и вором, будь он хоть тысячу раз демократ, нет никакой ощутимой разницы, это все одно и то же мировоззрение, базирующееся на попытке захватить чужое как следствие отказа от себя.
Закон идеологического развития очень важен с точки зрения чистоты рядов демократов. Становится ясно, что заидеологизированный человек может вполне принять теорию демократического развития России как новую идеологию и начать активно пропагандировать ее. Произносимый текст для заидеологизированного человека значения не имеет: разница только в том, что человек делает, вертикально или горизонтально он ориентирован.
Такая уж у нас история: люди попали в коммунистическую партию — плохие и хорошие вместе — так что среди коммунистов вполне могут быть настоящие демократы. А вот среди демократов 80 % оказалось настоящими коммунистами. Как мы узнали, что полковник Исаев — герой, патриот России? Мы его направили работать фашистом Штирлицем. Тоже можно сказать и о многих демократах: только теперь преподаватели научного коммунизма знают, что их наука даром не прошла, настоящие коммунисты выросли, хоть и говорят только о свободе и даже знают английский язык. Ни совести, ни открытости новому, ни сострадания — а твердости хоть отбавляй, не меньше, чем у железного Феликса.
Мы говорим: для того, чтобы правильно внедрить в человека идеологию, нужно разрушить веру этого человека в эту идеологию. Но здесь же есть явное противоречие! Не допустили ли мы где-то ошибки? На самом деле управление системами очень часто включает в себя действия, которые на первый взгляд кажутся противоречивыми. Для того, чтобы сделать суп, вода сначала должна быть доведена до кипения, потом суп надо поставить на маленький огонь, а потом поставить его в холодильник, тем самым еще более снизив его температуру, и наконец, перед употреблением, нагреть (а в желудке он еще раз остынет). Итак, если мы вдруг сделаем вывод, что для приготовления супа нужно кипятить воду, то тот повар, который будет следовать этому принципу, просто сожжет посуду и испортит суп. Идея супа не состоит в том, чтобы все время держать воду кипящей. Она состоит в том, чтобы накормить человека, для которого этот суп предназначен, и поэтому для внешнего обозревателя некоторые из тех характеристик супа, которые казались важнейшими, например его температура, меняются, но всегда меняются так, чтобы на данном этапе приблизиться к выполнению главного назначения супа — сохранить его в качестве продукта питания.