Пастор долго пробыл у сэра Доминика, выслушал его историю и не медля поскакал за епископом. Высокопоставленный церковник дал распутнику добрый совет: бросить играть в кости, не пить, не богохульствовать, оставить дурную компанию и вести жизнь праведника вплоть до истечения семи лет. Если в назначенный срок, первого марта, когда часы пробьют двенадцать, дьявол за ним не явится, значит, несчастный свободен от уговора. Все восемь месяцев, что оставались до заветного дня, сэр Доминик жил тише воды, ниже травы, как велел еписксоп, блюдя себя не хуже святого отшельника.
Наутро двадцать восьмого февраля бедняга места себе не находил.
Явился приглашенный священник. Сэр Доминик с преподобным отцом сидели вон в той комнате и возносили молитвы вплоть до полуночи и еще добрый час после того. Часы пробили двенадцать, ничего не случилось. В ту ночь священник ночевал в доме сэра Доминика, в смежной комнате. Все шло как нельзя лучше; наутро оба пожали друг другу руки и расцеловались, точно боевые товарищи после битвы.
Сэр Доминик решил, что теперь-то, после долгих постов и молитв, он может позволить себе как следует повеселиться вечером и разослал слуг с поручением пригласить к ужину десяток-другой окрестных джентльменов. Его преподобие тоже остался поужинать. Ходила по кругу чаша с пуншем, вино лилось рекой. Все стало, как прежде: хозяин затеял игру в карты, в кости, целые состояния переходили из рук в руки, гости распевали песни, богохульствовали и рассказывали сальные истории, которые и слушать-то грех. Увидев, какой оборот принимает дело, священник улизнул. Незадолго до полуночи сэр Доминик, сидя во главе стола, грязно выругался и произнес:
— Такого веселого первого марта у меня еще не было.
— Сегодня не первое марта, — возразил мистер Хиффернэн из Балливорина. Он был человеком ученым и строго следил за календарем.
— А какое же? — Сэр Доминик уронил черпак в чашу с пуншем и уставился на гостя, будто у того выросло две головы:
— Двадцать девятое февраля, год-то нынче високосный, — ответил гость. В тот же миг часы пробили двенадцать раз. Дед мой, задремавший у камина в вестибюле, приоткрыл глаза и увидел перед собой коренастого здоровяка в плаще. Из-под шляпы выбивались длинные черные волосы. Стоял он вот тут, где на стену падает луч света.
(Мой горбатый собеседник указал тростью на красноватый отблеск закатного солнца. В коридоре сгущались тени.)
— Передай хозяину, — проговорил гость глубоким басом, похожим на звериный рык, — что я его жду. Пусть живей спускается.
Дед поднялся наверх по этой самой лестнице, на которой вы сидите.
— Скажи, что я сейчас не могу спуститься, — бросил сэр Доминик и повернулся к гостям. Холодный пот выступил у него на лице. — Ради Бога, джентльмены, пусть кто-нибудь выпрыгнет в окно и сбегает за священником. — Гости переглядывались, никто не знал, как поступить.
Тем временем дед мой сходил вниз, вернулся и пробормотал дрожащим голосом:
— Он говорит, сэр, если вы не спуститесь, он сам сюда поднимется.
— Не понимаю, в чем дело, джентльмены; пойду разберусь. — Сэр Доминик пытался сохранить хорошую мину при плохой игре. Вышел он из комнаты с таким видом, точно за дверью его поджидал палач, спустился по лестнице, а гости прилипли к перилам, любопытствуя, что произойдет. Дед шагал ступеньках в шести позади него. Незнакомец бросился навстречу сэру Доминику, схватил его на руки, завертел и шарахнул о стену головой. Дверь распахнулась, порывом ветра задуло свечи, пепел из камина взвился и ворохом искр рассыпался у ног чудовищного гостя.
Гости со свечами в руках ринулись вниз. Хлопнула парадная дверь. С сэром Домиником все было кончено. Слуги подняли неподвижное тело и усадили возле стены, но он уже не дышал. Труп мгновенно остыл и окоченел.
В ту ночь старый Пэт Донован возвращался в усадьбу. Миновал он ручей, что течет поперек проезжей дороги, и вдруг шагов через пятьдесят после брода рыжий пес, что бежал подле него, завертелся на месте, перемахнул через изгородь и принялся выть так, что за милю слышно было. В ту же минуту навстречу ему, со стороны дома, показались два человека: один низенький, коренастый, другой похож фигурой на сэра Доминика, но под деревьями, где стоял Пэт, было слишком темно, и он разглядел лишь смутные тени. Прошли они бесшумно, даже шорох шагов не слышался. Пэт испуганно прижался к стене, а добравшись до замка, застал всех домашних в страшном смятении. Тело хозяина с головой, раскроенной вдребезги, лежало на этом самом месте.