— Спасибо… Как ты себя чувствуешь? — девушка обеспокоенно прислушалась к мягкому дрожанию его энергии, но Инк мягко усмехнулся.
— Ты замёрзла вчера до полусмерти из-за меня, а спрашиваешь о моём самочувствии… Глупышка… — монстр не сдержался, поцеловав ее в макушку и ощущая, как его скулы залило свечение радужного теплого смятения, которому вторила сладко замершая душа. Сати была в растерянности, силясь понять, как так вышло, что Инк, обретя свои чувства, не отдалился, но напротив, стал настолько ближе, насколько даже в мечтах она не могла рассчитывать. Это вносило в расколотую душу чувство смутной тревоги с проблесками недоверия, ведь ее, как неполноценную, никогда не принимали в расчет, а отношение Инка к ней она иной раз сравнивала с тем, что обычные люди называют жалостью. А потому, Сати, чуть тушуясь, мягко выбралась из объятий монстра, ловя его недоуменный взгляд с проблесками синих форм зрачков, выражающих грусть.
— Извини, Инк, — тихо сказала она, разрывая зрительный контакт и молча покидая комнату, намереваясь побыть немного одной… Девушка впервые пожалела, что не может уйти туда, где жила прежде, чтобы привести собственные мысли в порядок, разобраться в чувствах и дать время Инку осознать собственные. Ведь может оказаться, что его тяга к ней лишь иллюзия, вызванная эйфорией от наполненности полным спектром эмоций. Решив, что это будет лучшим решением, девушка покинула дом прямо в чем была, намереваясь вернуться домой тем же путем, каким и приходила к другу: через портал, что он создал специально для нее, надёжно припрятав его в одном из кустов на заднем дворе. Сати грустно оглянулась на покатую крышу жилища, что обрамляла мозаика разноцветной черепицы, скользя взглядом по вагонке стен приятного жёлтого цвета, напоминающего оттенок соснового спила. Словно пытаясь запомнить все до мельчайших деталей, морально готовясь к тому, что больше не вернётся… Не увидит его доброй улыбки… Не услышит заразительного смеха… Не ощутит дивного касания и неожиданного тепла костей на голой коже… Не будет следить за каждым его жестом в невыразимом восхищении этим загадочным существом, натуру которого она так и не успела познать достаточно хорошо. Он был словно нераскрытой загадкой, ответ на которую, как она считала, та была не достойна искать. Где-то глубоко внутри болезненно сжался обрывок души, сильно сдавив саму себя невыразимой тоской… Сати скрылась в их тайном портале, оставив на листьях смородины росинки оброненных ненароком слезинок, что сверкали на утреннем солнце тысячей колючих искр.
С того рокового дня прошло немало времени, и на исходе второй недели, Сати поняла, что пропала. Она сменила место жизни, скрываясь от любимого монстра, твердо решив, что ее место не может быть рядом с таким прекрасным и великодушным существом, рядом с которым она постоянно терялась и была так зависима… Упрямая уверенность в том, что Инк должен переосмыслить свою жизнь и чувства, получив дар души, вселило в нее эфемерное ничем не подтвержденное чувство собственной ненужности и бесполезности. Это заставляло ее страдать.
Каждый день… Каждый час… Каждый миг…
Ровно до тех пор, пока ресурс искалеченной души не подошёл к концу,, постепенно погружая девушку в состояние апатии, чей приход неприятным холодом начал окутывать изнутри, останавливая ее суетливые движения по маленькому деревянному дому, который скиталица нашла в лесу, достаточно далеко от места ее прежнего жительства, обустроив здесь уютное местечко, среди высоких сосен, отчасти напоминавших ей о судьбоносной прогулке в мире исполинских деревьев. Все предыдущие дни Сати нервно сновала по дому, совершая бессмысленные действия, вроде уборки или попыток рисовать, что неизменно приводили к тому, что на картине она изображала Инка, в конечном итоге наполнив его портретами новый дом, мысленно сравнив себя с одержимой. Прогулки по местному лесу тоже не утихомирили бури, и теперь Сати смиренно замерла, усевшись на смятую с ночи постель, где потеряла сон, опустошенная и почти обессиленная, даже порядком исхудав от собственных переживаний, вогнавшихся под кожу тонкими ледяными иглами. Душа болела ощутимо, сдавленная и изломленная мучениями прошлой и нынешней жизни, мягко опуская все ее тело в прохладу безразличия с нитями истинной боли: оставалась лишь она одна. Мир померк, закрываясь сатином черноты и забвения, где разобрать можно было лишь одно слово.
— Инк…
Это имя повторялось многократно, будто девушка боялась забыть… Стереть из памяти все те эмоции, что он дарил ей, а она старалась показать ему. Цепляясь за этот звук, как за последний шанс на спасение, но ей вторила мглистая пустота и вновь боль, становившаяся острее, подобно раскрытой и потревоженной глубокой ране, примешивая тихий протяжный стон отчаяния напополам с мукой… Неужели все закончится так… Пусто… Имеет ли теперь это значение… Имеет ли теперь…
Имеет ли…
Звон в голове, отзвуком хлесткой пощёчины. Это первое, что слышит Сати, прежде чем появится смутное чувство горячеющей от удара кожи. Следом тональность, какая бывает от голоса. Громкая, вибрирующая. Почти надсадная, словно кто-то плакал? Девушка слышит тихий стон, не сразу понимая, что он идёт изнутри нее самой, а слух обретает чуть большую четкость, разбирая собственное имя, что вспомнить удается не с первого раза.
— Сати… Милая, давай же… Сати… — беспрестанно зовёт знакомый голос, от которого обрывок жизни в груди слабо вздрагивает. Ее приподнимают, открывая рот на силу, и на языке ощущается теплая знакомая жидкость цветных чернил, согретая чужим телом… И дыхание, опалаяющее прохладные губы и щеки. Затем краткая пауза и вновь… Снова и снова, потихоньку отпаивая сладковатым нектаром красок эмоций, возвращающим ее к жизни, заставляя унять боль и прогнать ледяной туман апатии. Мягко разжимая челюсти, давя на щеки пальцами и вталкивая сладковатую субстанцию мягким и теплым языком… Даря возможность вновь вздохнуть глубже и осознать, что ее продолжают целовать уже без краски: просяще, ласково, но требовательно, словно вдыхая собой жизнь, растапливая ее собой, заставляя ответить, слабо протянув руку и прикоснуться к тому, кого отчаянно продолжал любить израненный осколок души. И тут же отстраниться, в попытке избежать близости с тем, чьего внимания, как она считала, девушка не заслужила.
— Сати, ну что ты, тише, тише, — Инк продолжал ласково гладить ее, нависая сверху пробравшись в ее убежище, которое монстр искал день за днём, обнаружив по зову и воле души, что нервно дрожала, желая найти любимую и вела монстра подобно загадочному компасу, — как же ты меня испугала…
— Инк… Что ты… Зачем я тебе? — слабо шепчет девушка, чья усталость до сих пор не ушла, но сознание мыслило ясно, кристально чисто отражая все мысли, которые метались от монстра к ней, желая и боясь той близости, что он позволял себе, бодая девушку лбом и целуя в шею мягко и бережно.
— Глупая… Я… Сати, я… Полюбил тебя, даже имея пустотелую оболочку, но… Стоило тому древу даровать мне душу, как я осознал насколько ты на самом деле мне дорога, — Инк склоняется к самому уху, проникновенно делясь чувствами, прижимаясь к ней всей грудной клеткой, за которой мечется его душа, давая понять, что скелет не лгал ей. Никогда не лгал…
— Инк… У меня ведь искалеченная душа, разве… почему… — Сати сбивает голос, начиная вздрагивать и плакать, но Инк продолжает гладить девушку, сминая ее плечи длинными пальцами и немного теряясь от ее слез.
— Тшшш, не плачь. Звёзды, Сати… Это не имеет значения. Ты любила меня без души, почему я не могу испытывать того же? — монстр слезает с девушки, садясь на мягком ватном матрасе, сложив по-турецки ноги и рассматривая любимую сверху вниз, отмечая, как она осунулась за дни разлуки, став ещё более уязвимой в его глазах. Тени мягко падают на ее щеки и нежную шею, будто отражаясь от бревенчатых стен уютного лесного пристанища, облюбованного девушкой.
— Ч…что? Ты знал? — Сати взолнованно садится, ощущая, как кружится голова, но узнать ответ было ей жизненно необходимо, сковывая волнением перепуганный осколок души.
— В то время нет… Но сейчас я это знаю точно, глупышка, — скелет расслабленно вздыхает, придвигаясь поближе и наклоняясь к покрасневшей возлюбленной.