И теперь оба учили друг друга любить.
Эррор целовал ее долго, самозабвенно, позабыв о глюках, времени и мыслях. Впитывая собой ее ласку и охотный ответный танец между его языков, которыми он зажимал ее, хватая в попытке прижать, но не делал этого, отпуская и устремляясь вглубь, чтобы скользнуть к ее нижнему нёбу, где можно было так приятно цеплять уздечку под языком и двумя другими огладить гладкие своды щёк.
Безупречно и соблазнительно.
Он делал это так, будто был опытным в подобном, хотя на самом деле действовал интуитивно, ощущая наиболее чувствительные зоны чутьем Разрушителя Миров. Будто нашел её собственный код и теперь исследовал его со страстью первооткрывателя. Не сразу он вспомнил о том, что руки и ноги девушки были связаны, и когда ее пальцы вдруг начали ласкать его шейные позвонки, он резко остановился, отстраняясь и концентрируя на смущенном лице своей лисицы потемневший взгляд, застланный желанием, сделав цвета его зрачков слегка перемешанными, и теперь на границе голубого моря и жёлтого неба в левом был виден кольцеподобный обод темного малахита.
— Хитрая лисичка, думала, я не замечу? — вкрадчиво спросил скелет, перехватив ее запястья своими пальцами, сжав с наслаждением и опустив их на диван, податливо проминавшийся от любого их движения на нем. Юми лишь смущённо улыбнулась, кокетливо дернув ушком и мазнув бурым хвостом, который в полумраке гостиной с зашторенными бордовым бархатом окнами казался шоколадным.
— Допустим, намек я поняла, Руру. Перейдем к пояснениям? — хитро сощурилась та, и Эррор коротко усмехнулся в ответ.
— Вот это моя девочка, — протянул монстр, довольно наклоняясь и прикусывая ее мягкую кожу под самым подбородком, низко урча необычным голосом, который из глюков казался приятным вибрирующим гулом, отдаваясь горячим теплом в ее душе, которая то и дело сладко ёкала и вздрагивала, реагируя на новые приятные касания, убирающие все ненужное, куда относились не только эмоции, но и одежда, постепенно оставляя двух существ без каких-либо границ, позволяя изучать друг друга с новой стороны. Обучая друг друга новым граням пролившегося чувства, стекающего по их душам летним медовым сиропом, знаменуя рождение новой эмоции, предлагая познать ее вместе. Начать делать это сейчас и затем нести через всю жизнь, где оба потрёпанных событиями монстра больше не будут одиноки и брошены. И лишь нити да куклы на потолке будут им невольными свидетелями.
Но несомненно они будут горячо любимы друг другом отныне и навсегда.
Комментарий к ——— {Эррор}
Благодарю постоянных читателей за обратную связь. С вами на душе как-то спокойнее становится ಥ‿ಥ
========== ——— {Ласт} ==========
“Необязательно спать с человеком, чтобы чувствовать духовное родство, которое роднит гораздо больше иных видов связи.”Чингиз Абдуллаев.
Линнет сегодня была просто в ужасе. И мыслью в голове в такт взбудораженному пульсу билась фраза: “Я пропала!” И ей бы впору носиться по дому, но при первой же попытке девушка совершенно неграциозно приложилась о деревянный дверной косяк, едва не хлопнувшись на пятую точку, шипя от боли и потирая ушибленный висок.
— Да, мать твою, ну почему именно здесь и сейчас я просрала линзы! — с досадой протянула Лин, откидывая с лица пепельно-розовые светлые пряди волос, назойливо щекотавшие нос. В мысли лезли былые мечты о том, как здорово она проведет здесь часть своего отпуска, сняв небольшой домик на живописном берегу каменистой реки, где редкими посетителями были люди и монстры ее мира. Устав от городской круговерти, та приезжала сюда каждый год, а в последние несколько лет ещё и частенько прихватывала сюда закадычного друга-монстра, сойдясь с ним в интересах до поразительного крепко, вопреки злым слухам держа с ним расстояние почтительной, верной дружбы. А слухи ходили самые отчаянные. Доходило даже до того, что Линнет приписывали несуществующее замужество, а Ласта прозвали коварным сердцеедом, что водил интриги и с ней, и с ещё несколькими коллегами из другого отдела. Она над этим лишь посмеялась, однако в минувшие полгода совершенно пропала, осознав, что привязалась к экстравагантному скелету куда крепче, чем предписано рамками дружбы. Но вынуждена была запереть тайну за семью печатями, считая себя жертвой обстоятельств, повлиять на которые была не в силах. Лучше уж иметь возможность дружить, чем остаться совершенно ни с чем. Выйти из зоны выстроенной не за один год зоны комфорта оказалось делом фактически невыполнимым. И как назло, в очередной год их ежегодных посиделок в этом домике, её линзы самым коварным образом исчезли, выставив напоказ ее слабость и изъян. Отвратительное зрение, превращавшее всю картинку в размытые пятна и очертания, без возможности нормально ориентироваться, оставив шанс видеть вещи лишь вплотную, почти у самого носа, что делало невозможным нормальное жизнеобеспечение. И сама катастрофа заключалась в том, что об этом факте никто кроме Линнет не знал: сокрытие собственного недостатка та считала чуть ли не важнейшей целью, ужасно стыдясь такой особенности. Даже очки она в обиходе не имела, всегда пряча за линзами эту слабость, а теперь, когда должен был приехать Ласт, в душе всколыхнулся страх и обида на обстоятельства. Твердая уверенность в том, что она попытается скрыть свое состояние всеми силами немного ее приободрила, но стоило пройтись по темному коридору, держась за шероховатую, обитую деревом стенку, зеленоглазая девушка поняла, что все будет куда труднее и хуже. Осложнялось все ещё и тем, что она была не дома, и ориентировалась здесь по прошествии года отвратительно. На кухне и вовсе едва не случился апокалипсис, когда Лин с грацией танка на барханах попыталась влезть на табурет, чтобы вытащить с полки давно не используемый чайник, в жалкой попытке потренироваться делать хотя бы чай, что в такой ситуации само по себе было подвигом. Чудом не упав на пол, она нащупала несчастную утварь, победоносно бухтя под нос, слезая на пол. Водой она наполнила не только посуду, но и все вокруг, намочив тонкую домашнюю футболку, приличную для приема гостей, но ставшую от воды неприличной для приема мужчины. Но это осталось ей незамеченным, как и небольшой потоп от брызнувшей во все стороны воды, неудачно попавшей на сгиб и ручку эмалированного чайника. С трудом устроив его на плите, Лин с опаской зажгла конфорку, но это, к счастью, ей удалось сделать без приключений. Из груди против воли вырвался победоносный писк.
— Ха! Я сделала это! Ну хотя бы чай смогу заварить, — удовлетворенно вздохнула та, привычным жестом перебросив длинные волосы за спину. Пепельно-розовый блонд ее шелковистых прядей доставал девушке до самой поясницы, служа прекрасным украшением ее женственного, хрупкого тела и интересно сочетаясь с хвойно-зеленым цветом глаз, что без линз теперь казались ещё насыщеннее и ярче. Щурясь, в попытке разглядеть и отыскать хоть где-то кружки, Линнет крутилась в небольшом помещении приятных оттенков сосновой вагонки, где через небольшое окно с голубой органзой штор проникали робкие лучики солнца позднего лета. И в размытых очертаниях этот свет было отлично видно, превращая колыхание редких пылинок в лучах света в эффект боке{?}[Боке́ — термин, появившийся в русском языке в конце 1990-х годов и описывающий субъективные художественные достоинства части изображения, оказавшегося не в фокусе на фотографии]. Красиво, если бы не факт того, что ходить по дому было не только трудно, но и даже опасно: Линнет не могла нигде шагнуть без риска навернуться и получить травму. И ситуация приняла оборот с оттенком лёгкого ужаса, когда в дверь настойчиво постучались, заставив душу сделать сальто, а голос сорваться на испуганный вздох.
Смешно расставив руки, Линнет медленно отправилась ко входу, споткнувшись в полутемном коридоре пару раз и вновь едва не встретив косяк дверного проема. До входа она доползла со скоростью слизня: стук стал ещё настойчивее и повторился минимум трижды. Открыв дверь, ее полуслепой взгляд вперился в высокую размытую фигуру у входа, чью принадлежность Лин опознала только по расплывчатому цвету вишнево-розовых зрачков да звонкому голосу с едва заметной хрипотцой, что незамедлительно принялся ее отчитывать.