Выбрать главу

Эди был настороже. Лишь изредка на несколько минут на него чудовищной тяжестью наваливалась неведомая прежде усталость, но потом она проходила. Он нес пулемет, освободив от него раненого украинца. Пулемет сильно давил на плечо, но Эди чувствовал себя крепко стоящим на ногах. Мысль о Релли, не осознаваемая и как бы уже не зависимая от сознания, не покидала его все это время. Если бы Релли внезапно появилась здесь, рядом, он бы даже не удивился. Он был возбужден и видел себя и других в каком-то необычно ярком свете, лившемся не с неба.

Хофер спросил его:

— Ну как, не тяжело, товарищ доктор? А то давайте я понесу пулемет. — Он нес уже три карабина. И когда Эди отказался, продолжил: — Я был очень рад, что вы пришли к нам тогда, в понедельник, в самый первый день. Никогда бы не поверил, что вы так отлично стреляете, в ваших-то очках. Скажите, а вы с самого начала знали…

— Да, я с самого начала знал, что борьба безнадежна. А когда во вторник убедился, что мы только отступаем, у меня не осталось никакой надежды. И потом, ведь железнодорожники бастовать отказались!

— И что, теперь вы раскаиваетесь?

— Нет, нисколько. Это поражение — победа по сравнению с тем, что в прошлом году произошло в Германии. Мы хотя бы не сдались без боя, до такого унижения Австрия не опустилась.

Эти слова показались Эди высокопарными. Он никогда не думал о политике так мало, как в эти дни, а теперь вдруг заговорил готовыми формулами, точно это были не его, а чужие мысли.

— Люди очень устали, поэтому мы так медленно движемся. Этак нас через полчаса нагонят, — сказал Хофер. Он задержался, чтобы поторопить отстающих.

2

— Вот странно! Всю жизнь, считай, прожил в Хайлигенштадте, а только теперь до меня дошло, что это означает «Город святых».

— Ну и что? Сам ты странный, каждое место должно же как-то называться. Хотя бы Ваграм, как вон та деревня, мимо которой мы сейчас идем, а «Ваграм» ничего не означает[66].

— А по мне, — вмешался чей-то серьезный голос, — так Пепи прав: любая мелочь что-нибудь да значит. Правда, пока крутишься с ней все время, об этом не думаешь. Вот мы были в Хайлигенштадте и не думали о том, как он называется. А когда ушли оттуда, у нас от него ничего не осталось, кроме имени, как от человека, который умер слишком рано. По мне, так все на свете что-нибудь означает, только мы не всегда знаем что.

Они прошли вперед; Эди остановился поправить на плече пулемет и присоединился к отставшим, — Хофер торопил их, и они старались ускорить шаг.

— Да, если б знать все заранее! Вот, я помню… — И человек принялся долго и подробно рассказывать, как на войне их, несколько человек во главе с молодым, бестолковым взводным, послали в разведку. Они заблудились, просидели два дня без провианта и чуть не прибили несчастного взводного, а когда наконец вернулись в свое расположение, там все было разворочено итальянцами. Всех их товарищей закидали ручными гранатами. — Тут не угадаешь, я же говорю. Может, нам и сейчас надо не торопиться, а сделать привал на часок-другой, может, оно и лучше будет. Те будут ловить нас там, впереди, пока не позеленеют, а мы, когда стемнеет, спокойно подойдем к границе. — Его слушатели были слишком утомлены, рассказчик чувствовал, что мог бы говорить бесконечно и никто его не перебил бы, но он и сам больше не знал, о чем говорить.

Потом заговорил молодой парень, его голос охрип от усталости, и он немного шепелявил:

— Ему уже год, моему сыну. Раньше, когда меня видел, он все смеялся и дергал меня за усы, да с такой силой, что никогда и не подумаешь. А теперь, в последний раз, он точно почувствовал что-то, был такой тихий и только смотрел на меня, смотрел, и все.

Сначала не все поняли даже, что раздался выстрел, но потом послышалась настоящая стрельба. Они бросились на землю, никого не задело. Вскоре стрельба стихла где-то за речкой. Они посовещались, и Хофер сказал, что преследователи, вероятно, скоро появятся снова, они отдохнули и теперь пойдут быстро, поэтому нужно собрать все силы для последнего броска — осталось всего-то часа два ходу, еще девять, десять, от силы одиннадцать километров, а там уже все будет позади. Ганс, маленький украинец, был несогласен, он говорил с трудом, подбирая слова, как будто вдруг забыл немецкий язык. Когда он говорил, в уголках рта у него появлялись сгустки крови. Он часто сплевывал, и это тоже была свернувшаяся кровь.

Ведь есть еще пулемет и триста двадцать патронов к нему, это немного, но если стрелять с умом и экономно, то достаточно, чтобы на этом, например, месте задержать преследователей на несколько драгоценных минут, даже если их будет сорок или пятьдесят человек. А окопчик на одного с земляным валом для пулемета можно вырыть за несколько минут, потому что ребят много и лопаты есть.

вернуться

66

Знаменитое сражение под Ваграмом в 1809 г. принесло Наполеону победу над Австрией.