Вассо еще не успел ответить, а Джура уже снова устроился в своем углу. Вассо спросил:
— Где я могу лечь?
Но никто не ответил. Он лег рядом с Джурой и закрыл глаза. Встреча со старыми друзьями, молча отвернувшимися от него, и речь Джуры потрясли его. Ему показалось, что внутри у него что-то пришло в движение и закипело, просясь наружу. Он слышал тяжелое насморочное дыхание Джуры, шаги двоих, меривших камеру. Рыжий человечек исчез бесследно. Жизнь Вассо приняла новый оборот, теперь уже последний. Он не предвидел его. Теперь он больше не будет писать письма, он будет существовать. Запрокинув голову назад, он широко раскрыл рот — только не зарыдать, продержаться еще хотя бы несколько минут!
В эту ночь Джура спал спокойно, зато двое других невнятно шептались почти до утра.
На следующий день Вассо сказал:
— Мне хотелось бы знать, почему вы не разговариваете со мной. То, что я в свое время сделал из вас людей, указал путь, это вы мне давно должны были простить, по крайней мере, когда уверились, что я никому из вас не перебегу дорогу. Так в чем же дело? Это не ненависть, не досада на то, что вы обязаны мне чем-то, потому что вы наверняка давно простили мне даже свою неблагодарность. Выходит, вы молчите от страха за собственную жизнь?
Вечером — прошли часы, но никто из них так и не ответил — он встал посреди камеры и сказал:
— Если вы не измените вашего поведения, я ведь могу взять и сознаться в куче самых страшных преступлений, только чтобы утянуть за собой и вас. Я хочу видеть вокруг себя дружелюбные лица, я хочу, чтобы со мной разговаривали и давали подробные ответы на все мои вопросы. Причем с завтрашнего утра. Но уже сегодня, когда я пожелаю вам доброй ночи, каждый из вас должен громко и ясно произнести в ответ: «Доброй ночи, Вассо, приятных сновидений».
Вассо все отодвигал этот момент, у него даже началось сердцебиение — от страха, что они опять не ответят. Наконец он произнес:
— Доброй ночи.
Они ответили.
Еще до того, как занялся день, его разбудил Джура:
— Как хорошо, что ты попал сюда. Теперь я вижу, что вся моя книга — ни к черту. Это какой-то газетный рассказ строк на триста, даже на двести, а я растянул его на целую книгу — позор! Достаточно посмотреть на тебя такого, чтобы понять, что это слишком просто, даже банально — плести в связи с тобой сказки о чудесном воскресении. Это сумеет и самый паршивый репортер из местной хроники. Теперь у меня будет все иначе, вот, слушай!
— Погоди минутку, прежде чем начать, скажи мне лучше, как ты-то сюда попал? Чего они от тебя хотят?
— Откуда я знаю! — нетерпеливо ответил Джура. — Это какое-то недоразумение, и когда-нибудь оно разъяснится. Они пригласили меня собирать материал о новом, социалистическом человеке, а заодно читать лекции. Я объехал всю страну, от Негорелого[78] до Владивостока. Потом меня поместили в санаторий, там было очень хорошо. Но я же должен собирать материал, вот я и стал расспрашивать всех и каждого и скоро установил, что там нет ни одного простого рабочего. Рядом были еще другие санатории, я заходил и туда, задавал везде один и тот же вопрос, но все без толку, простых рабочих я не обнаружил. Тогда они занервничали. Вскоре я получил телеграмму: немедленно приезжайте в Москву, ваша лекция в клубе Красной Армии перенесена на более ранний срок. Ладно, еду, приезжаю, меня задерживают, требуют документы. И говорят, что я — не я, а мошенник, прикрывающийся моим именем. Я же говорю, это недоразумение, они установят, что жуликом и контрреволюционером был шпион, искавший в санаториях Евпатории простых рабочих, а посадили они настоящего Джуру, и тогда меня выпустят. Так что не беспокойся обо мне, Вассо. А теперь слушай меня и не перебивай. Место действия: моя деревня, так нужно из-за болот, ты потом увидишь. Я назову ее, скажем, Старо-Село. Герой: ты, я оставлю тебе твое настоящее имя. Тебе двадцать лет, ты приехал в деревню на каникулы. Я опишу тебя таким, каким ты был тогда, как люди тянулись к тебе — и недоверчивые старики крестьяне, и молоденькие девушки, и мальчишки, — все с тебя глаз не сводили, ища в твоих глазах свое отражение. Ладно, все равно так не расскажешь. Это нужно написать очень хорошо, а это трудно, — знаешь, без этого героического ореола, в скромных тонах, ненавязчиво дать такой портрет, чтобы читатель счел совершенно естественным, что целая деревня открывает в себе неисчерпаемые запасы ума, чести и даже доброты, да-да, доброты, оттого только, что сумела полюбить одного человека. Можешь быть уверен, я буду отделывать эти страницы до тех пор, пока все не станет таким же простым и естественным, как человеческое дыхание.
78
Негорелое — село юго-западнее Минска, до присоединения Западной Белоруссии (1939), находившееся на западной границе СССР.