Дойно представил ему чету Рубиных, а Преведини со своей стороны Романа Скарбека:
— Знаете, он из тех, настоящих Скарбеков. Вы наверняка слышали о его отце, моем дорогом старом друге покойном Станиславе Скарбеке. Он не был разве что только военным моряком, а так очень умный человек, собственно, в некотором роде даже политик. Однажды он пошел ва-банк и стал министром, а во всем остальном — ах, Станислав! — более благородного поляка на всем белом свете не было. А Роман, конечно, само собой разумеется, сын Станислава.
Тут вдруг до него дошло, что он говорит, не умолкая, и опять ведет себя, как «глупый мальчишка», как сказала бы Мария-Тереза, резко одернув его. Сосредоточившись, он обратился к Дойно:
— Так вот, я должен, если позволите, сообщить вам следующее: Мария-Тереза, как всегда, полна мужества. Я видел ее пять недель назад. Но она очень чувствительна к тому, что времена сильно изменились. Она не выносит немцев, итальянцев и хорватов тоже. Она также очень зла и на англичан, потому что те вообще ни о чем не беспокоятся. Они могли бы давным-давно высадиться в Далмации. Вот уже целый год, как гостевые комнаты приготовлены на тот случай, когда главнокомандующий англичан высадится со своей свитой на острове. Но так никого и нет. Мария-Тереза по-настоящему возмущена, franchement dégoûtée![137]
Дойно прервал его:
— Так вы сказали, Мара не очень хорошо себя чувствует?
— То есть сейчас несколько лучше. Но позвольте, это действительно было effroyable[138], тот инцидент с бедным господином Грэфе. Ведь по трупу можно было определить, что с ним ужасно обращались, можно даже сказать — истязали. А когда Мара рано утром нашла его перед воротами в парк, то ведь даже и для мужчины это было бы ужасным шоком.
— Кто убил Альберта Грэфе?
— Да, верно, господина Грэфе звали Альбертом. Кто его убил? Хорваты, молодцы Анте Павелича[139]. Они вообще поубивали много людей, проводят специальные карательные экспедиции против сербов и иудеев. Они вырезали сотни тысяч человек. Но господин Грэфе не был ни сербом, ни иудеем, — почему они убили его, для меня загадка.
— Дайте же мне наконец письмо Мары.
Преведини попросил ножницы, вспорол подкладку своего пиджака, сначала в одном месте, потом в другом. Действия его были настолько неумелыми, что Релли пришлось помочь ему, но письмо так и не обнаружилось. Он искал во всех карманах своего костюма, пальто — тщетно. Он бормотал в отчаянии:
— Я уверен, я абсолютно уверен, я все могу потерять, но письмо, именно это письмо… Мария-Тереза страшно рассердится. Impardonnable![140]
Его оставили с Дойно наедине. Он был совершенно не в состоянии повторить содержание письма. Он только помнил отдельные обрывки фраз. Абсолютно точно он знал только одно — Мара и другие ее сподвижники настаивали на том, чтобы Дойно приехал к ним в Далмацию. Им нужно принять важные решения. Они хотят знать его мнение и хотят, чтобы он принял участие в тех боевых операциях, на которые они решатся в том или ином варианте. Граф Преведини обещал Марии-Терезе доставить Дойно через Италию в Далмацию. Его племянник, хотя и не был фашистом, занимал довольно видный пост и готов был охотно помочь им. Был разработан план. Вице-адмирал подробно изложил его. При этом он говорил в совершенно иной манере, чем обычно. Он был предельно точен, полностью уверен в каждом своем слове и каждой детали. Это удивительное превращение продержалось недолго, вскоре Преведини опять стал шестидесятичетырехлетним Путци[141], как звала его Мария-Тереза.
Релли принесла ему его пиджак, подкладка была вновь пришита. Эди проводил гостей до отеля, в котором они остановились.
Релли сказала:
— Это будет ужасным ударом для Жанно. Ты должен с большой осторожностью сообщить ему, что покидаешь его, что ты вообще уезжаешь от нас…
— Так, значит, ты уже знаешь…
— Да, знаю. Тебя нет с нами с того самого момента, как Преведини сообщил тебе о смерти Грэфе. Бессмысленно ехать в Югославию, ты не сможешь помочь Маре. И это даже неправда, что ты там нужен им.
Она не отрывала глаз от двери, которую он закрыл за собой, словно его измученное лицо отпечаталось на грубо сколоченных, выкрашенных в синий цвет досках. Его позвала та смерть, к которой он стремился, — умереть, убивая. Нет, она даже не испугалась. Она вернулась в кухню и занялась приготовлением скудного ужина. Почистила мороженую картошку, порезала ее на мелкие кусочки.
139
Павелич Анте (1889–1959, Мадрид) — глава хорватской террористической фашистской организации усташей, адвокат по профессии. В 1941–1945 гг. — глава «Независимого хорватского государства», созданного немецкими и итальянскими фашистскими оккупантами.