Первый час нового дня. Недалеко от долины Еннома, в стороне от больших дорог. Женщина уже давно встала. Как только начали блекнуть звезды, она поднялась со своего ложа. Выстирала белье. Вот она выжала его и раскладывает сушиться на траве. Она высокого роста, худая. Старуха в тридцать шесть лет, в шестнадцать выданная замуж, родившая семерых детей, четверо из которых живы.
Она знает, что пришелец тут и смотрит на нее. Но она не глядит в его сторону, даже не поднимает головы, когда он говорит:
— Я еще живой. — Она молчит. Он делает полшага по направлению к ней, останавливается и повторяет: — Я еще живой. Они предали меня смерти, но я не умер.
Она опускается на колени возле холщовой простыни и расправляет углы. Она думает: Нищий из Иерусалима. Там они все великие мастера красиво говорить, даже когда попрошайничают. Она ждет, когда он еще что-нибудь скажет. Он приставляет руку козырьком к глазам и всматривается в даль. Но вокруг не видно никакого другого жилья.
— Я сяду вот здесь на камень, — говорит он. — Раз уж я прочел благосклонность в твоих глазах…
Она исчезает в доме, выходит оттуда с куском хлеба и щепотью соли, кладет и то, и другое на камень, все еще не глядя на него.
— Только хлеб и соль, оливкового масла нет, — говорит она. — Я — оставленная. Вот уже много лет. В один прекрасный день он ушел, чтобы изгнать язычников. У него доброе сердце, но мало разума. Один галилеянин сбил его с толку своими сладкими речами.
— Я, собственно, тоже галилеянин, — говорит он.
Ее взгляд падает на его кровоточащие раны. Она произносит:
— Тебе нужно приложить к ранам сок из трех трав. Говорят, там, у ворот города, продают чудодейственные травы.
— Я никогда больше не вернусь в город. Он обманул меня. Все обманули меня.
Она кивает, думает о своем муже, от которого нет вестей, вздыхает, наконец говорит:
— Бедняку лучше, когда его крепко хватят по голове, чем опоят елеем красивых слов.
— Я дал им спасение, а они предали меня смерти.
В ее взгляде появляется недоверие. Она впервые смотрит на него в упор.
— О каком спасении ты говоришь? В чем оно и кому ты его дал? — спрашивает она строго.
— Всем бедным и угнетенным — всем, у кого на то добрая воля.
— В чем спасение, спросила я тебя! — прерывает она его нетерпеливо, почти враждебно. Он собирается с силами, чтобы ответить ей: он несказанно устал, смертельно измучен. Ему приходят на ум слова, которые он так часто произносил. И за которые его, несмотря ни на что, предали смерти.
— В чем спасение, спросила я тебя, — повторяет женщина, — и кому ты дал его? Мне — нет! И моим детям тоже нет! И даже себе самому нет!
Он опасается, что она прогонит его, а куда ему идти?
— Может, я и не знаю, в чем спасение, — говорит он кротко, — и я никому не дал его. Потому что мой отец оставил меня.
Последняя фраза смягчила старуху. Скоро уже пора будить детей. Она вынесет этому оставленному сыну травы, чтобы он смог залечить свои раны.
— Однако ж это правда, — говорит он тихо и проникновенно. — Я умер за вас.
Пусть дети поспят сегодня чуть дольше, думает женщина. Что там говорит этот пришелец? Слова — пустые слова, вдунешь в них воздух — они и разбухают. Но ведь всем известно, что в них ничего нет, кроме пустоты. Выпустишь воздух, и осталась одна оболочка. Она сама частенько говорит своей старшей дочери, которая слишком много околачивается возле большой дороги: «Ты выпила из меня всю мою кровь, ты, кровопийца, — чего же ты еще хочешь от меня?» Ну и что, все так говорят.
(В другой раз разработать тему: незаурядные личности воспринимают все дословно. Это приводит к недоразумениям с далеко идущими последствиями, отсюда комизм величия и его несчастье. Но это в другой раз!)
— Так-так, значит, ты умер за нас, — говорит она без насмешки, скорее одобрительно и как бы подводя черту, словно хочет сказать: хватит ныть и так все преувеличивать, это всем нам свойственно.
— Да, это я и есть, Иисус из Назарета. Ты слышала обо мне, ведь так?
Женщина прекращает на время свои занятия, задумывается, потом говорит:
— Нет. Так, значит, ты действительно из Галилеи?
— Я — Иисус. Человек по имени Иоанн возвестил о моем приходе. Я — помазанник Божий, сказал он.
Только после этих слов женщина начинает сомневаться, в своем ли разуме этот пришелец. Нет никакого смысла разговаривать с ним дальше. Лучше, если он уйдет еще до того, как проснутся дети.