— Помазанника распяли на кресте, как разбойника с большой дороги. Я чуть не умер там. За всех за вас.
Вот теперь женщине решительно все надоело. Она говорит:
— Ну иди своей дорогой. Хлеб и соль я тебе дала, больше у меня ничего нет. А ты даже забыл поблагодарить меня, ты благословил хлеб, а меня и мой дом ты не благословил. И запомни хорошенько: тот, кто говорит, что он умер за кого-то, тот обманщик. Я живу и тружусь, не разгибая спины, за своих детей. И за тебя тоже, потому что тот кусок хлеба я заработала своим трудом.
Пришелец мог бы произнести перед ней длинную речь, например, о жертвенном агнце, отягощенном грехами других и умершем за них. Но все это не возымело бы на нее никакого действия. Не забыть: для нее не существует потустороннего мира. Награда и наказание, покаяние и спасение — все здесь, в этом мире.
Она почти не слушает его. Он чувствует, что его слова падают в пустоту, поэтому они и для него всего лишь пустые надутые оболочки. Отчаяние охватывает его, его душит страх перед жизнью, перед встречей с теми, кто верил в него, а теперь утратил эту веру.
— Так, значит, твои в том самом Назарете, там их дом. Возвращайся к ним, это будет самое лучшее. Кровь не водица, свои не дадут умереть тебе с голоду. Но даже и перед ними не восхваляй себя, не говори того, что ты сказал тут, что тебя предали смерти и ты умер за нас, во имя нашего спасения. Ведь ты не хотел умирать и не умер. И до самого мозга костей мы чувствуем, как далеко до нашего спасения и что помазанник Божий еще не пришел на землю.
— Но я же совершил чудо, я воскресил мертвых.
Женщина верит в чудеса, но только не в воскресение из мертвых. И она не может себе представить, что этот нагой пришелец и есть один из тех живущих в достатке сытых чудодеев. Он так беден и так жалок. Она говорит, на сей раз скорее с насмешкой, но без враждебности:
— Ну тогда соверши чудо попроще. Положи свои руки на раны на твоих ногах, сними их потом и посмотри, зажили ли твои раны.
Он мог бы, конечно, сказать (и верить в это), что это искушение сатаны, и отклонить ее просьбу. Но женщина стоит совсем близко к нему. Если он поднимет голову, он встретится взглядом с ее глазами: молодыми, строго глядящими глазами.
Не описывать процедуру, а просто написать: чудо не удается.
— Ты была права, женщина. А теперь я пойду. — Он наполовину поднялся. Она останавливает его, она все-таки хочет дать ему травы.
Наконец-то она идет в дом. И по времени уже пора будить детей. (Две девочки, семнадцати и одиннадцати лет. Двое мальчиков, пятнадцать и восемь. У старшего парализованы ноги — ни слова об этом. Читателю до этого нет дела. В доме — одно-единственное помещение. На глиняном полу разбросаны ветки. По случаю праздника.)
Пришелец с трудом поднимается, он не будет ждать, пока женщина вынесет ему травы. Он не может больше ее видеть. (Тому, кто так хочет умереть, невыносим вид человеческого лица, как мучительное напоминание, как полный иронии упрек.) Он бы побежал, если бы мог. Вдруг он слышит топот копыт. Он прислушивается, топот быстро приближается. Это те стражники, его преследователи. Они поймают его, будут смеяться над ним, бить и опять пригвоздят к кресту. И он вновь опускается на камень. Женщине, которая наконец выходит из дома, он говорит:
— Это римляне. Они идут сюда за мной. Да благословит тебя Господь и ниспошлет счастье тебе, твоему дому и твоим домочадцам. Сердце мое полно печали, подойди сюда и помолись со мной: не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей.
Она равнодушно вторит ему:
— …ради милости Твоей, ради истины Твоей. — Взгляд ее прикован к всадникам.
— Для чего язычникам говорить: «Где Бог их?» — шепчет пришелец. Всадники хватают его, уводят. Женщина молча идет за ними вслед.
(Коротко сообщить, что тем временем произошло: шутник испугался и утаил, что вынул гвозди. Сотник орет, он ничего не хочет знать, но порядок есть порядок: три креста — трое распятых. Где они возьмут отсутствующего — их дело, но он должен быть на кресте еще до того, как заявится с проверкой лейтенант, эта патрицианская задница. И пока еще он так орет, появляется офицер. В отличном настроении, — вот это ночка, мое почтение. Эти сирийки — славные бабенки, знают свое ремесло до тонкостей, чувствуют его даже кончиками своих пальцев. Кончиками пальцев — ага, недурно, при ближайшей оказии в Рим написать, они должны…
Сотник рапортует: трое стражников в ночном карауле, из них один младший офицер. Из троих распятых один бесследно исчез, так называемый Царь Иудейский. Офицеру ничего не известно про так называемого Царя Иудейского, но он желает в любом случае получить в течение часа рапорт о том, что все опять в порядке. Слушаюсь! Но все дело в том, что преступник — чудодей. Эти восточные шутники способны заварить любую кашу!)