Прошло около трех месяцев с тех пор, как оставшиеся в живых в Зеленой бухте и на редюите покинули остров. Их было около двадцати человек, под командой Мары и Сарайака они двинулись в путь на Герцеговину. И вот теперь их было уже около тысячи двухсот человек. Их называли сначала Зеленая бригада, потом бригада Джуры, а позже — джуровцы. Потому что многие, особенно молодые люди из городов, примкнули к ним в память о казненном писателе.
Кто мог заранее предсказать, в каком именно злодеянии народ усмотрит в конце концов ту чреватую символами несправедливость, которая поднимет его на борьбу? Кто мог предсказать момент, когда человек наконец настолько возненавидит кабалу и унижение, что забудет свой страх перед смертью?
Режим сначала замалчивал казнь Джуры. В столице курсировал слух, что писатель был осужден, а потом помилован. Но вскоре его сменил другой. Поговаривали, что помилованный при переводе в рядовую тюрьму был убит бандой пьяных усташей, до смерти забивших его сапогами. И вот, чтобы «положить конец этой от начала до конца злостной выдумке, распространяемой врагом», в официальном коммюнике было объявлено: «Настоящим доводим до сведения, что главарь уничтоженной террористической банды арестованный Г. Д. Загорец, он же Джура, приговоренный к смертной казни, был потом помилован, и смертный приговор заменен пожизненным заключением. Причина наступившей на днях смерти заключенного объясняется его тяжелой болезнью».
Сообщению никто не поверил. Потом по рукам стали ходить «Письма повешенного», тогда-то и узнали правду. И казалось, что лакейский режим, еще больше чем казнью, разоблачил себя тем кровавым фарсом, разыгранным балаганным комедиантом, когда он за час до казни отправил гонца с благой вестью, а в итоге породил лишь убийство, но никак не помилование. Нет, говорили в народе, то, что гонец задержался в дороге и принял участие в грабеже, вовсе не случайность, а в высшей степени знаменательно.
Множилось число тех, кто мучился стыдом, что так долго молча терпел такой режим. Молодые люди покидали свои дома, город, они шли искать Зеленую бухту, толком не зная, где она находится и что это такое — морская ли бухта или просто символ, в тайну которого нужно сначала проникнуть, чтобы найти дорогу туда, куда звал их Повешенный. Искавшие почти не замечали поначалу, что сами были теми, кого тоже искали. И их нашли. Драги и его друзья направляли новых бунтарей: одни взламывали плохо охраняемые склады врага и добывали себе первое оружие, другие откапывали его из земли. Но все равно его было мало.
Когда они наконец приходили на место, одежды их оказывались изодранными, ноги израненными, лица истощенными, глаза ввалившимися. Они все были похожи один на другого — молодые рабочие, крестьяне и студенты, все как вспугнутая охотниками дичь, что сама вдруг начала охотиться. Многие из них переоделись в немецкие или итальянские мундиры. Для усташей они были бандитами, стрелявшими из-за угла, за что расплачивались собственной жизнью. Пощады никто из них не ждал, да они и не имели на нее права.
Волынщику все время приходилось повторять одно и то же коло. По его позе, по тому, как он стоял, застыв на месте, закрыв глаза и наклонив голову, можно было подумать, что он спит.
Хоровод танцующих, то взбегая вверх по склону, то спускаясь по откосу вниз, растянулся по долине, прорезавшей неровной бороздой холмистую местность. Солнце еще высоко стояло в небе, но уже протянулись длинные тени.
— А напоследок сыграй нам ваше коло, Вуйо, коло вашей деревни, — сказала Мара. Она только что вернулась с Дойно из штаба, с совещания, продолжавшегося довольно долго. После ранения она очень быстро уставала.