Выбрать главу

— К чему такая спешка? — спросил низкий бархатный голос Младена. Владко не ответил ему. Он не любил Младена и его бархатный голос. Каждому ведь ясно, что они бегают наперегонки с немцами, что равносильно смерти.

— Разбежаться в разные стороны никогда и ни для кого не будет поздно, — заявил Младен.

— Кроме мертвых, — прервал его Владко.

— Кроме мертвых, — согласился Младен. Он улыбался, по-видимому, как всегда, когда наталкивался на возражения, снисходить до которых не считал для себя нужным. — У нас одна задача: выдержать. С военной точки зрения мы не являемся значительной силой, другие партизанские отряды тоже, да, впрочем, и все Балканы пока еще не столь важны в общей борьбе. А вот если союзники решат высадиться здесь, тогда даже одна рота, которая в течение двадцати четырех часов способна будет удержать крошечный клочок побережья, окажется важнее целой дивизии, только собирающейся здесь высадиться. Четники — великосербские националисты. Тито — прорусского толка, хотя и не получает от Сталина никакой помощи. Есть только один процент вероятности, что союзники именно нам дадут оружие, а не другим — если мы еще будем существовать, если научимся маневрировать и увеличим до осени свою численность на две, три тысячи человек.

— Мы не прокормимся, — сказала Люба. — Владко прав. Кукурузу мы уже съели, и пшеницы у нас уже почти нет, нам всего не хватает. У нас даже и соли всего лишь на два дня.

— Четники хорошо обеспечены, а титовцы тоже плохо, как и мы, иногда даже хуже, — сказал Дойно. — Голод, чрезмерная усталость от изнурительных переходов по горам, жалкая одежда и прежде всего плохая обувь — типичная для них картина. Их единственная надежда — помощь союзников; на русских они пока не рассчитывают. У них наверняка есть контакт с англичанами. Би-би-си часто говорит о них, Черчилль несколько раз хвалил их в палате общин.

— Пришло время, чтобы ты подробнее высказал свое мнение, Дойно, — сказала Мара, — и не только как «министр информации». Ты на стороне Владко или Сарайака?

— Мое мнение в данной ситуации не принесет никакой пользы.

— И все же мне бы хотелось его знать, — сказал Младен. — Если оно правильное, то тогда и пользу может принести.

— Ошибкой было то, что вы дали спровоцировать себя. Не нужно было принимать боя на острове. Вы должны были отсидеться, подождать, пока буря пронесется мимо. Зеленая бухта больше не сможет стать отправной точкой нового движения, а останется едва заметным эпизодом, который скоро забудется, как и все то, что мы делаем.

— Следовательно? — спросил Сарайак резко.

— Следовательно, определяйте смысл всего, что мы сейчас делаем, не целью, к которой мы стремимся, поскольку мы уверены, что не достигнем ее, а ценой наших деяний как таковых.

— Это для меня слишком туманно, — заявил Владко нетерпеливо.

— Пока Гитлер не побежден, мы в опасности быть раздавленными фашизмом. Как только он будет побежден, мы окажемся в опасности быть раздавленными русскими. Если здесь высадятся западные союзники, — это тот счастливый случай, на который рассчитывает Младен, но он мало вероятен, — тогда они опять установят здесь режим Карагеоргиевичей или таких, как Славко. В этом случае наилучшие перспективы для нас — быть посаженными в тюрьмы, а для некоторых расстрелянными при попытке к бегству. Даже в сказках еще не случалось такого, чтобы несколько пшеничных зернышек перемололи на муку мельничные жернова.

— А мы и есть те самые пшеничные зернышки? — спросила Люба. Она не смогла удержаться и рассмеялась.

— А в чем же тогда смысл наших деяний? — спросил Владко.

— В том воздействии, какое они оказывают на нас самих. Мы должны доказать самим себе не столько свое мужество, сколько свою способность, даже погибая, не быть только жертвами.

— Ну, опять полный туман! — прервал его Владко.

— Серна, что оказала сопротивление охотникам, убила некоторых из них и превратила тем самым охоту в слишком опасное предприятие, будет в конечном итоге, конечно, подстрелена, но она погибнет иначе, чем все серны до нее.

— Чудное сравнение, — сказал Драги. Сразу, как только свечка погасла, он заснул и теперь проснулся буквально всего несколько минут назад. Он прекрасно отдавал себе отчет, что их положение тревожно. Немало молодых людей из тех, кого он «протащил» в бригаду, уже убиты. Он осознавал свою ответственность за это. Суровые трудности бесконечных переходов, никогда не утоленный до конца голод стали для него ежедневной нормой. Однако вот уже несколько недель он жил в оазисе счастья: он любил молодую женщину, которая самостоятельно нашла дорогу к джуровцам. Вот уже несколько дней, как он обрел уверенность, что и она его любит. Правда, все оставалось по-прежнему, конечно, так, его партизанская жизнь, опасное патрулирование днем и ночью, но теперь он себя и все, что он делал, видел в ином свете.