— Вы так мне все еще и не объяснили, почему вы хотите обезоружить нас, — перевел Бене ответ Эди.
— Только из-за справедливости. Вы убили полицаев и забрали их оружие, а оно лучше нашего. Но вам удалось сделать это только благодаря нам. Значит, несправедливо, говорят наши.
— Ваши люди забывают в данном случае, что мы поделились с ними той добычей, которая стоила нам семнадцати жизней, а вам всего лишь одного электрического фонарика. И наши люди погибли, чтобы прикрыть ваш отход. Идите, фельдфебель, и спросите у своих, разве мы не квиты?
Юзек помедлил немного, хотел пойти назад, но потом опять повернулся и сказал:
— Ну да! Я, конечно, понимаю, господин обер-лейтенант. Но с другой стороны, это ведь наши земли, здесь все принадлежит нам. И я хочу всего лишь избежать несчастья, так что лучше отдайте ваши патроны нам.
— Скажи ему, Бене, я дам ему сто восемьдесят патронов, а он даст мне письменное подтверждение о принятии их и возьмет на себя обязательство не выставлять впредь больше никаких требований к нам.
— Мало! — сказал Юзек. На губах его играла злорадная улыбка. Можно было подумать, что он вдруг опьянел. — Мало. Нам нужны все патроны. И мы придем и проверим, действительно ли у вас не осталось ни одного спрятанного патрона. Мы не пойдем ни на какой ваш еврейский шахер-махер. Так что отдавайте нам все, что нам принадлежит по праву, или мы возьмем силой.
— Бене, переведи ему мой ответ дословно: единственно, как они получат от нас патроны — это из стволов наших винтовок. И пусть немедленно уходит отсюда.
Юзек затряс головой. Казалось, он был смущен и дважды повторил одно и то же:
— Но я же пришел к вам как друг, я ведь только хочу предотвратить беду.
Наконец он ушел. Поляки опять запели.
— Ты же знаешь, что я прав, так ведь, Бене? — сказал Эди.
— Они красиво поют, в четыре голоса, но русины поют еще лучше. Правы ли вы? Я не знаю. Мы хотели победить немцев и взять живым Бёле, русинов мы убили. Мы убьем нескольких поляков и будем уничтожены ими. Юзек не ненавидит нас, а только презирает. А вы, доктор Рубин, вы боитесь не ненависти, а презрения. Но ведь главное все же не людское мнение. Если Бог того пожелает, вы выживете, единственный из нас, потому что вы — единственный невежественный среди нас. В других Бог уверен, а вас Он должен еще вывести из пустыни, иначе получится, что вы прожили свою жизнь зря.
— Хватит читать проповеди, молодой рабби! Нам нужно отодрать сейчас деревянную обшивку и построить баррикады. Через несколько минут поляки нападут на нас.
— Подождем еще несколько часов, пока не кончится суббота.
— Тогда будет поздно, нужно немедленно…
— Я не разрешу этого. Мы оскверним субботу только ради того, чтобы защитить себя, если они придут, а так мы будем строго блюсти священный закон.
— Это безумие, Бене, безумие!
Юноша не уступил, волынцы были на его стороне.
Когда Роман слегка натянул поводья, лошади — молодой вороной, а за ним и гнедая кобыла — слегка подняли головы, чуть заметно повернувшись к нему, словно бы выражая ему свое удивление. Ведь они и так бежали достаточно быстро, летели, как на крыльях, будто вовсе за ними и не было саней. Пристыженный, он опять ослабил поводья, лошади вскинули головы и понеслись дальше, навстречу белым просторам.
Если это любовь — настоящая, большая, окончательная, взвешивал Роман, то почему она началась как какая-то ночная встреча, похожая наутро на забавное, не имеющее продолжения недоразумение? Во вторник утром я взял Ядвигу с собой, в четверг под вечер отправил ее назад, это составляет сорок восемь часов, ну, скажем, пятьдесят восемь. Я вполне насытился ею. Восемь дней спустя, опять утром, я вдруг понял, что должен обязательно увидеть ее. И теперь, еще два дня спустя, я уверен, что люблю ее. А почему не сразу, не с самого начала?
— Давай сделаем объезд, такой большой круг, здесь так прекрасно. Было бы чудесно только ехать и ехать и никогда никуда не приехать, — сказала Ядвига.
— Никуда не приехать, — повторил он. И никогда не узнать, что произошло за это время там, в штольне. Он спросил: — Ты много читала любовных романов и выяснила, почему люди любят друг друга?
— Почему они любят друг друга? — повторила она.
— Да, не исключено, что десять, а может быть, даже и двадцать человек лишились жизни только из-за того, что я вместо того, чтобы остаться дома, поехал в город искать тебя. Я думал об этом и все же уехал — из-за тебя. Это как-то ненормально.