В 1913 году молодой учитель венгерского языка и литературы совершил поездку в Париж, где познакомился с одним венгерским поэтом: его имя было известно лишь немногим, его слава не выходила за пределы небольшого кружка почитателей, тем не менее ценивших его гораздо выше Шандора Петефи и позволявших Малларме лишь немного приблизиться к его пьедесталу.
Эта встреча придала поездке Пала ее единственный, истинный смысл: он мечтал вырваться из провинции, и поэт указал ему путь.
Совершенное по форме и прямо-таки апостольское эссе о поэте, которое Пал, вернувшись, опубликовал в самом прогрессивном журнале столицы, принесло поэту славу, а Палу — известность.
Его пригласили выступать в клубе, где свободно общались самые смелые умы. Он имел успех. С тех пор его имя часто появлялось в этом журнале, а поездки в Будапешт сделались регулярными.
Война прервала эти поездки: Пала, лейтенанта запаса, призвали в армию. Он воевал на сербском, русском и итальянском фронте. В течение всех этих четырех с половиной лет его не покидало ощущение, что война постоянно изменяет его, делая зрелее. Но осмыслить это толком не удавалось. Книжечка в кожаном переплете, куда он намеревался заносить свои впечатления, долгое время оставалась нераскрытой. Потом он начал записывать туда стихи. Стихи эти блистали совершенством языка, но были суховаты и на удивление холодны. Они не выражали ничего из тех чувств, которые он тогда переживал.
Революция не только положила конец всему этому, но и придала судьбе Пала совершенно неожиданный оборот. По какой-то случайности она вознесла членов его клуба на высшие посты революционного государства. Пал не числился в их первых рядах, но они вспомнили о нем, как только укрепились на новых должностях. Через несколько недель и ему, и остальным уже казалось, что он всегда был в первых рядах борцов за дело революции.
И он был одним из последних, кто под натиском смешанных, а потому не очень надежных частей румынской интервенционной армии прикрывал, пока мог, подступы к столице. Здесь он проявил себя сверх всяких ожиданий.
Когда он наконец сложил оружие, бежать было уже поздно, он был в ловушке. Он добрался до родного города и укрылся у матери. Укрытие ненадежное, он знал это, но другого у него просто не было. Кроме того, газеты победителей несколько раз с величайшей издевкой объявили, что он успел уехать за границу, набив карманы золотом и драгоценностями. Может, они поверят в это, думал Пал, и не будут искать меня. Они не поверили. Офицерский карательный отряд, за несколько дней заслуживший самую дурную славу, расположился в лучшей гостинице города. В подвал этой гостиницы Пала и бросили — вместе с многими другими.
Пал считался с тем, что его могут расстрелять. После всего, что он пережил и что видел в этом подвале, он на удивление легко готов был примириться со смертью.
Однако эти офицеры, люди по большей части очень молодые и невероятно жизнерадостные, были твердо убеждены, что Пал и другие лидеры, которых им не удалось захватить живыми, награбили огромные богатства, причем спрятали их где-то поблизости. Они пытали его, чтобы выведать его тайну. Но тайны у него не было. У него была только сомнамбулическая самоуверенность человека, приготовившегося умереть желательно быстро и безболезненно. Он презирал своих убийц, которым ударил в голову хмель победы, достигнутой не ими. Мстителей они играли плохо, с преувеличенным пафосом — видно было, что больше всего их интересуют золото и драгоценности. Он плюнул им в лицо.
После этого ничто больше уже не имело значения. Время остановилось или вовсе перестало существовать. Он приходил в себя, видел, что он голый, и не знал почему, и тело его ему больше не принадлежало. Потом с ним что-то происходило, нестерпимо яркий свет бил в глаза, потом все гасло, и он вновь выпадал из времени. Иногда он слышал шум, шум приближался — и снова стихал. Однажды этот шум окончательно пробудил его. И он отчетливо понял, что его больше нет, он уже не жив, хотя еще и не умер. Между жизнью и смертью была какая-то темная зона. Он находился в этой темной зоне, двигался в ней. Еще несколько движений — и настанет окончательная смерть. Потом ему опять показалось, что все уплывает куда-то. Он хотел ухватиться за что-нибудь — и провалился в бездонную шахту.