— Заходите, — сказал Ханс Икман и распахнул дверь. — Заходите в дом. Снег пошёл.
Снег и в самом деле пошёл. Над всем городом Балтизом. Он падал на землю, забеляя тёмные улицы и переулки, на новую черепицу оперного театра, на тюремные башни и крышу доходного дома, где располагались меблированные комнаты «Полонез». Он красиво лёг на изогнутую ручку огромных ворот, которые прорубили для слонихи во дворце графини Квинтет, а на кафедральном соборе он прикрыл головы горгулий причудливыми, но довольно забавными белыми шляпками. Сами же горгульи, казалось, сбились вместе потеснее, глядя на город сверху вниз с отвращением и завистью.
Снег кружился под фонарями, которые каждый вечер горели на широких балтизских бульварах. А невзрачное и унылое здание, где находился «Приют сестёр вечного света», он окутал такой плотной белой пеленой, точно стремился скрыть его от людских глаз.
Снег, наконец, пошёл.
Он шёл, а Барток Уинн спал и видел сон. Ему снилось, как он обтёсывает камень. В руке у него был резец. Ему снилась работа, которую он знал и любил: он делал фигурки из камня. Только во сне это были не горгульи, а люди. Одна фигурка — мальчик в зимней шапке, другая — маленький мужчина с большими усами, третья — сидящая женщина, а рядом явно её слуга. Он вытёсывал всё новых и новых человечков и не уставал им удивляться.
— Вот ты какой, — говорил он во сне. — И ты! А ты кто?
Он улыбался. Поскольку дело было во сне, человечки, которых он сделал из камня, улыбались ему в ответ. Снег шёл, а сестра Мари, сидевшая у входа в «Приют сестёр вечного света», тоже видела сон.
Ей снилось, будто она летит высоко над миром и широкие монашеские одежды развеваются позади нее, точно пара черных крыльев. В глубине души сестра Мари всегда верила, что умеет летать, поэтому сейчас она безумно обрадовалась такой удаче. Как приятно, что мечты воплощаются в жизнь!
Сестра Мари посмотрела вниз, на мир под собой, увидела миллионы звёзд и подумала: «Значит, я лечу вовсе не над Землёй? Я лечу гораздо выше! Я лечу по — над звёздами и внизу вижу небо!»
Но потом её осенило. Нет — нет, это всё — таки Земля, а звёзды — вовсе не звёзды, а живые существа, твари божьи. И все они — и нищие, и собаки, и сироты, и короли, и слоны, и солдаты — излучают свет: то погаснут, то загорятся, точно маленькие маяки. Всё, что Бог создал за дни творения, сейчас сияло и переливалось.
Сердце монашки раздулось в груди, точно воздушный шар, и подняло её ещё выше, а потом ещё выше. Но как бы высоко ни летела сестра Мари, она не теряла из виду маленькую сияющую Землю.
— Ох, — громко произнесла во сне сестра Мари, сидя на стуле у дверей приюта. — Какое удивительное ощущение. Но разве я этого не ожидала? Напротив, ожидала. Я ожидала, что всё будет именно так.
Глава 16
Ханс Икман толкал кресло с мадам ЛеВон, а Лео Матьен крепко держал за руку Питера. Все четверо быстро двигались по заснеженным улицам в гору, к дворцу графини Квинтет.
— Что происходит? — встревоженно повторяла мадам ЛеВон. — Куда вы меня везёте? Ничего не понимаю!
— Думаю, время пришло, — сказал Ханс Икман.
— Время? Какое время? Куда пришло? — ещё больше забеспокоилась мадам ЛеВон. — Не смейте говорить загадками.
— Время вернуться в тюрьму.
— Но сейчас середина ночи, а тюрьма совсем в другой стороне! — запротестовала мадам ЛеВон. Она махнула рукой с браслетами на запястье и кольцами на каждом пальце. — Тюрьма вон там! В противоположном направлении!
— До тюрьмы у нас есть ещё одно дело, — сказал Лео Матьен.
— Какое? — спросила мадам ЛеВон.
— Забрать слониху из дворца графини Квинтет, — ответил Питер. — Её надо отвести к фокуснику.
— Забрать слониху? — Мадам ЛеВон заёрзала на каталке. — Как это — забрать слониху? Зачем вести её к фокуснику? Он что, спятил? Мальчик, ты спятил? И полицейский тоже спятил? Да вы что, все с ума посходили?
Ханс Икман ответил не сразу.
— Да, — помолчав, сказал он. — Думаю, в этом дело. Все чуть — чуть сошли с ума.
— Вот как? Тогда понятно. Тогда мне хоть что — то понятно, — сказала мадам ЛеВон.
Они молча двинулись дальше — знатная дама со своим слугой и полицейский с мальчиком. Только поскрипывали колёса каталки да топали три пары ног, но все эти звуки приглушал устилавший мостовую снег.
Однако мадам ЛеВон всё — таки нарушила тишину.
— Ничего не понимаю, — сказала она, — но всё это очень интересно, крайне интересно. Мне кажется, что может произойти что угодно. Всё что угодно!