«Скоро ты в любом случае это узнаешь», — как-то отстраненно подумала я. За этот день, в течение которого каждый из нас явно узнал о другом больше, чем тот планировал показать, мысль о близости с некромантом перестала тревожить. Она стала какой-то обыденной, даже правильной что ли. Это само по себе должно было напугать, но пригревшейся в мягкой постели мне было просто-напросто лень сейчас бояться.
Я перевернулась на бок, плотнее закуталась в легко пахнущее чем-то цветочным пуховое одеяло и блаженно вздохнула. Дом определенно мне нравился, здесь было так уютно, будто я продумывала я для себя и прожила здесь много лет, просто не помню. Нужно бы все же привести его в порядок перед уходом. С этими мыслями я наконец-то провалилась в сон.
Хэрольд
Хэрольд Грим знал, что он бесстыдно красив, неприлично беден и несправедливо быстро умрет. Этим утром он проснулся от знакомого чувства холода, проникающего в кровь и будто замораживающего его изнутри. Еще час он будет дрожать и дышать судорожными всхлипами, ощущая расползающийся по всему телу, вонзающийся острыми иглами во внутренности лед. Потом доползет до купальной бочки, швырнет внутрь аж три
нагревательных кристалла и будет дрожать уже в ней. Затем отправится в «Веселого лесоруба», на последние деньги выпьет два стакана подогретого вина с пряностями, и лишь тогда начнет продумывает план действий.
Хэрольд торчал в этом городке уже вторую неделю и его уже начинало тошнить. Однако срываться куда-либо в момент, когда все уже почти готово, и у него появился шанс прожить- таки свою несправедливо укоротившуюся жизнь, было глупо. Виржини перед отъездом дала ему четкие инструкции, вот только следовать им он не собирался. Самой Виржини, с ее фальшивыми заверениями в любви и отчаянной жаждой свободы и денег, так легко читающейся в ее глазах, жить оставалось не намного дольше, чем той девушке, Эванжелине, хоть она об этом и не догадывалась — Рольд не собирался рисковать своим вторым шансом.
Хэрольд вообще давно перестал жалеть кого бы то ни было-его ведь никто не пожалел, мигом из дома вышвырнули, как узнали о проклятии. А он между прочим, старший сын, наследник рода… Был. Хэрольд невесело усмехнулся: о том, что право наследования добровольно передано им младшему брату знали только его семья и законник, готовивший документы. Больше всего Хэрольда тогда поразил даже не отец, быстро организовавший всю процедуру- в конце концов, он должен думать о благе всей семьи в целом, а мать- которая начала причитать о дочерях, не имеющих шансов удачно выйти замуж с проклятым братом. Рольд надеялся, что она попытается его спасти, начнет искать сильных магов, темных мастеров, наконец! Но его спасали со счетов сразу, более того, наложили родовой запрет рассказывать обо всех обстоятельств получения проклятия.
— Это позор для рода, — сказал тогда отец. — Ты должен был победить или умереть.
Осознав, что никто его спасать не собирается, скорее наоборот — ждут момента, когда можно будет упокоить его в семейном склепе и вздохнуть с облегчением, Хэрольд забрал из банка все оставшееся содержание на этот год, уехал, не попрощавшись, и стал искать способы избавления от проклятия самостоятельно. Даже нашел, хоть ритуал ему и не понравился. Но жить Хэрольду хотелось, так что он вполне мог пожертвовать несколькими не слишком ценными жизнями. То, что он встретил Виржини, иначе как счастливой случайностью и не назовешь. Кто бы еще додумался придумать такое? Но она, похоже, поначалу и впрямь втрескалась в него по уши (еще бы — зеленые глаза, светлые волосы, правильные черты лица, золотистая, будто все время после легкого загара кожа, классически правильная фигура — широкие плечи, узкая талия, безбашенность (в последнее время больше отчаяние, но их бывает легко спутать) в глазах, ямочки на щеках, когда он улыбается, чувство юмора и заразительный смех — после хмурого Ника для Виржини Рольд был глотком свежего воздуха), и когда Рольд все рассказал ей, начала искать способы помочь в разы усерднее, чем он сам. Да и денег, а с ними и возможностей, у нее было несоизмеримо больше. Узнав о муже-некроманте, Хэрольд с трудом подавил желание истерически рассмеяться — забавно, что он продолжает надеяться на лучшее даже сейчас, когда даже роман безопасно для жизни закрутить не может (что-то подсказывало им обоим, что обнаружив у себя ветвистые рога, Ник в восторг не придет). Но страха он не чувствовал — когда привыкаешь к мысли о своей скорой кончине, мало что может напугать. Зато почувствовал некий азарт — а вдруг план Виржини удастся? В конце концов, чудеса случаются, просто иногда над их совершением нужно хорошенько потрудиться.