Лиланд рассмеялся.
– Они не вправе обещать то, чего не могут контролировать, миссис Таннер. Но не бойтесь! Я буду вести себя наилучшим образом. Вы заметили, что я поскрипываю, когда двигаюсь, точь-в-точь как Принни в своем корсете? Это обескураживает. Вы, миссис Таннер, сильно меня искушаете. Но если говорить о соблазнах, то я вижу, Хелена, что вы надели платье, о котором мне уже говорила миссис Таннер. Это доставляет мне большое удовольствие. Вы прекрасно выглядите в таком наряде. Я вовсе не хочу сказать, что лиловый цвет вам не к лицу, но в платье цвета шафрана вы просто ослепительны.
Хелена улыбнулась и поблагодарила Лиланда за любезность, а Дейзи наклонила голову набок. Так, «Хелена» – прямо сразу, и никаких возражений не последовало, при том, что ее компаньонка – истинный образчик благопристойности? И несколько «миссис Таннер» подряд? Дейзи сомневалась, что это случайность. Особый блеск в темно-голубых глазах виконта подтверждал справедливость ее подозрений.
– Вы можете называть меня Дейзи, – без особой охоты предложила она. – Сбережете таким образом немного дыхания, сейчас вам это необходимо.
Виконт приложил руку к сердцу.
– Я тронут почти до слез. Благодарю вас, Дейзи. Кстати, именно такое имя дали вам при крещении?
Дейзи покраснела.
– Мой отец всегда называл меня так, а за ним то же стали делать и другие. Но при крещении мне дали имя Дейдра. Папа считал, что это звучит чересчур торжественно для... – Дейзи замялась, вовсе не желая сообщать, что отец заканчивал эту фразу словами «для маленького рыжего эльфа», и сказала: – Для маленькой девочки. Имя Дейзи мне нравится, и я вряд ли сообразила бы откликнуться, если бы кто-нибудь назвал меня Дейдрой.
– «Дейдра в глубокой печали», – задумчиво произнес стихотворную строку Лиланд. – Да, я понимаю, имя не подходит маленькому эльфу вроде вас. Я что-то не то сказал? – спросил он, обратив внимание на изумленное лицо Дейзи.
– О нет, просто мой отец говорил то же самое. Во всяком случае, – продолжала она, пытаясь собраться с мыслями, – иногда человек навсегда привыкает к имени, которым его стали называть случайно. Смешно, однако так бывает. Даже мой отец забыл, что Дейзи не мое настоящее имя. Много позже я поинтересовалась, не будет ли мой брак считаться незаконным из-за того, что при крещении мне дали другое имя, но мировой судья заверил меня, что ничего подобного, ведь все знают меня как Дейзи. – Она вздохнула. – Выходит, что, если ты достаточно долго называешь себя каким-то именем, оно остается с тобой.
Лиланд заметил, что воспоминания о прошлом опечалили Дейзи.
– О да, – заговорил он, – вы правы. Если я, например, займусь исключительно делами благотворительности и стану вносить пожертвования в монастыри, за мной все равно останется репутация повесы... Нет-нет, на самом деле я вовсе не намерен заниматься такими делами, – произнес он с выражением комического ужаса, желая снова вызвать улыбку на лице у Дейзи. – Мое ранение не напугало меня до такой степени. Понадобился бы, по меньшей мере, удар топором, а не ножом, чтобы довести меня до полного покаяния.
Она и в самом деле улыбнулась, и Лиланд ответил ей теплой, искренней улыбкой. Взгляды их встретились, обоим стало ясно, что шутка понята и оценена по достоинству. Для Дейзи то был момент глубоко личного взаимопонимания, она не испытывала этого чувства, с тех пор как была еще совсем юной девушкой и могла в случае необходимости говорить с лучшей подругой на этом тайном, безмолвном языке. Когда она осознала это секундой позже, глаза ее широко раскрылись от волнения.
Что за человек этот мужчина? Его никак нельзя назвать красивым, о нет, однако Дейзи чем дальше, тем больше завораживали его загадочные взгляды исподтишка. Она провела много лет в местах, где женщины составляли меньшинство населения, и полагала, что видела и знала мужчин во всем их разнообразии, но таких, как Лиланд, не встретила ни разу. Манерный, порой почти жеманный, но вместе с тем веселый и полный какой-то умной злости. Говорит так же легко, как двигается, и кажется, ничего не принимает всерьез, кроме моды. Но при всем том он сильный и мужественный.
Вероятно, все дело в несходстве между ним и мужчинами, которых она знавала прежде. Дейзи надеялась, что со временем, когда она сведет знакомство с другими людьми такого склада, то и к виконту станет относиться благодушно, а не с той странной смесью удовольствия и беспокойства, которая возникает у нее от каждого его взгляда. Как, например, сейчас, когда он наблюдает за ней с невеселой усмешкой и даже состраданием.
Лиланд отвернулся, и у Дейзи стало легче на душе.
– Ну как, есть какие-нибудь новые соображения насчет моего противника? – спросил он у графа.
– Нет. А у вас?
– Никаких, – сказал Лиланд. – Я горжусь своими врагами. В конце концов, не только те, с кем ты дружишь, служат мерилом твоей оценки в глазах окружающих. Враги у меня, скажу вам, тоже высший класс. – Едва стих вызванный его словами общий смех, Лиланд продолжал: – Во всяком случае, враги мои чистосердечны, и никто из них не стал бы платить наемному убийце. Чем больше я думаю об этом происшествии, тем больше склоняюсь к тому, что это несчастный случай. В Лондоне полным-полно воров, и далеко не все они мастера своего дела. Но, Дейзи, – снова обратился он к ней, глядя ей в глаза твердо и серьезно, – прошу вас, будьте очень осторожны. По крайней мере, до тех пор, пока мы в этом не разберемся до конца.
– Я согласна, – ответила Дейзи, вздернув подбородок.
– Готов держать пари, что это так и есть, – сказал Лиланд, – но я не хочу, чтобы вы подвергались испытаниям. Что касается меня, то думаю, к концу недели я уже буду в состоянии показаться на людях. Появлюсь ли я в театре или на приеме? Быть может, на балу? У меня есть приглашение на восхитительный бал. Я еще не отправлял в этот дом свою визитную карточку.
Дейзи принялась обдумывать услышанное. Она хотела попасть в такое место, где присутствовал бы и граф, чтобы понять, может ли она войти в его мирок. Она еще не была уверена, что готова к такому испытанию. Дело не в подходящих к случаю платьях. Если она поймет, что полностью оскандалилась, ей придется, как это ни печально, покинуть Джеффа. Она очень хотела, чтобы он стал ее мужем, но это вовсе не значило, что она вправе обременить его женой, которая не будет принята в обществе. Уж она-то знала, каково это – быть изгоем, и не пожелала бы такой участи никому из тех, кого любила.
– Но вы уж точно пока не сможете танцевать, – запротестовал граф.
– Верно, только я всегда к этому не готов. Танцую лишь по обязанности, это совершенно недоступное мне искусство. Если мне случается в деревне вступить в круг танцующих, то я выгляжу как пугало на ветру, а пытаясь исполнить менуэт, делаюсь похожим на палку от щетки, на которую зачем-то надели штаны. Простите, – извинился он, обращаясь к Хелене, которая, как он заметил, с трудом удерживалась от смеха. – Мне следовало поберечь нежные ушки моих слушательниц, мэм. Но все же я мог бы танцевать на балу, о котором сказал вам, если бы, конечно, захотел. А если нет, то уж флирт ни в коей мере не истощил бы мои силы, такое занятие по мне, лучше не придумаешь. Есть и еще одно преимущество в моем положении: после нападения я стал такой сенсацией, что мы могли бы взять с собой Дейзи на самый фешенебельный прием, и никто не посмел бы взглянуть на нее без должного уважения. Все только и таращили бы глаза на меня. Ведь вы не против того, чтобы стать царицей бала? – спросил он у Дейзи.
Она готова была поклясться, что он угадал ее мысли.
– Нет, – ответила она. – Никоим образом.
– Я не уверен, что врач позволит вам поехать на бал, – сказал граф. – Но если вы хотите этого добиться, нам придется немедленно покинуть вас. Доктор велел вам отдыхать, этим вы и должны заниматься до его следующего визита.
– Увы! – воскликнул Лиланд, снова откинувшись на подушки. – И вы не пустите ко мне в спальню еще хоть парочку молодых прелестных леди? Это меня убьет, клянусь вам! Если я и выживу, то лишь потому, что стану готовиться к субботнему вечеру. Дейзи, вы оставите один вальс для меня?