– Кажется, да. Но этот малый был симпатичным. Если честно, я следил за типами, входящими и выходящими из твоего дома из-за того мужчины. Помнишь, я видел, как он выходил от тебя до Рождества?
– Ты шпионишь за мной, Крис? – рассмеялась я, стараясь не придавать этому значения.
– А если и так? – Он ухмыльнулся. – Я присматриваю за тобой с самого детства.
Он всегда был таким нахальным? Наверное. У меня возникло неприятное ощущение. Можно подумать, Крис решил, что, если он видел, как из моего дома выходит Базз, значит, со мной можно фамильярничать. Словно мы перешли определенную грань. Теперь он влез в мою личную жизнь. Я задумалась, как потактичнее это пресечь, и вдруг кто-то тронул меня за плечо.
Сельма была в темных очках. Я нервно и машинально поцеловала ее в щеку. Может, мы еще не настолько хорошо знакомы для поцелуев? Она вздрогнула – плохой признак.
– Это Крис, – представила я. – Крис, это Сельма Уокер.
– О, я знаю, – сказал он. – Из «Братства», верно? Моя двоюродная сестра очень его любит. – Он протянул через прилавок бумажный пакет. – Не подпишете для нее?
Сельма тупо на него смотрела, словно не слышала ни слова из того, что он сказал.
– Сельма. – Я взяла пакет и протянула ей. – Не могли бы вы подписать его для кузины Криса?
– Кузины Криса? – повторила она.
– Ее зовут Моника, – сказал Крис.
Сельма достала авторучку.
– Как ее зовут? – спросила она Криса и взглянула на меня.
– Моника, – повторила я, отчетливо произнося каждый слог. Может, это и грубо, но с левым ухом Сельмы что-то не так. Я стояла справа от нее. Меня она слышала, а Криса, стоящего за прилавком слева, – нет. Она небрежно написала свое имя на пакете и бросила его на прилавок. Она ужасно нервничала.
– Заканчивайте с покупками, а я пойду в кафе. Увидимся там.
Когда она ушла, Крис хлопнул себя по лбу:
– Вспомнил! Тот парень, который выходил из твоего дома до Рождества, это он. Это ее парень. Я доставляю им овощи на дом. Обычно их забирает домработница, но когда ее нет, открывает дверь он. Сельму Уокер я вижу очень редко. Кто бы мог подумать? – Он кивнул вслед Сельме. – Плохи у нее дела. Таких много.
– Каких?
– Ее избили.
– Откуда ты знаешь? – опешила я. Я не видела синяков.
– Ну, темные очки в такую рань всегда наводят на определенные мысли. Солнца-то ведь нет. Может, похмелье, правда. Спорю на пучок петрушки, что, когда она снимет очки, ты увидишь огромный фингал. Но больше всего ее выдает глухота.
Я не знала, что и думать.
– Кто-то дал ей затрещину, повредил ухо. Бедняжка. Скорее всего, у нее звенит в голове, и она вообще ничего не слышит.
– Знаешь, мужчина, которого ты видел у нее дома, – ее муж. – Я сказала это главным образом для того, чтобы увидеть его реакцию. – Говорят, раньше он встречался с Астрид Маккензи.
– Иди ты! – воскликнул Крис.
– Но ты не видел его у моего дома тридцать первого декабря?
Крис долго и пристально смотрел на меня.
– Не-а, – наконец протянул он. – Кажется, не видел.
Я поспешно с ним расплатилась и помчалась в кафе. Сельма сидела в дальнем углу и держала в руках чашку с горячим шоколадом. Очки она так и не сняла.
– Спасибо, что пришли, – сказала она. – Я прилетела из Манчестера вчера вечером, последним рейсом. Итак, что вы хотите? Закажите сытный завтрак. Давайте же, яйца и бекон, гренки, может, круассан? А вот еще одна пленка. – Она выудила из кармана кассету и отдала мне. Я не знала, что делать. Она просто штамповала их, а я даже не начала книгу. И когда она только находит время?
– Кофе, – заказала я официантке. – Спасибо. Я прослушала те две кассеты. Я потрясена.
– И не знаете, что мне сказать, верно? – Она похлопала меня по руке. – Все нормально. Это поражает всех. Правда, я никому об этом не говорила. Знает моя гримерша. Ей приходится замазывать синяки, хотя Базз старается не слишком портить лицо. Я уже говорила вам, что мне стыдно. Теперь вы знаете, почему. Насилие в семье. В современном обществе это уже не запретная тема, как раньше, и в газетах много пишут, но когда такое происходит с вами – другое дело.
– Просто я никогда с этим не сталкивалась, – промямлила я.
– Разумеется, не сталкивались. Вы и многие другие, но, по крайней мере, вы откровенны.
Пока я что-то лепетала в ответ, она на секунду приподняла очки. Но этого оказалось достаточно. Крис был прав. Вокруг ее левого глаза появился серовато-сине-желтый круг. Глаз совсем заплыла.
– Вы получили вторую кассету? – тревожно спросила она.
Я кивнула. Я не могла рассказать ей о визите Базза и о том, как мне чудом удалось схватить сверток прежде, чем он его увидел.
– Теперь вы понимаете, почему Базз не хочет, чтобы я писала книгу. Разговаривая с вашим агентом тем вечером в «Айви», я понятия не имела, что он подслушивает. Когда Женевьева сказала мне, что он позвонил и пригласил вас на собеседование, я решила, что всему конец. Он, как обычно, возьмет все в свои руки. Некоторое время он будет носиться с проектом – просто ради видимости, – а потом найдет способ его аннулировать. Вот почему я должна была встретиться с вами лично. Хотела узнать, надежный ли вы человек, могу ли я доверять вам. И поможете ли вы этой книге увидеть свет, невзирая ни на что.
– Слава богу, ею заинтересовалась Женевьева, – ответила я. – На самом деле у него нет предлога, чтобы убедить вас отказаться. Слишком многие уже знают об этой книге.
Но ее следующие слова заставили меня похолодеть.
– Возможно, он постарается подружиться с вами, – произнесла Сельма. – Он захочет знать, что я напишу в книге.
Разумеется, она понятия не имела, что это уже произошло. Я была всего лишь глупой, покорной пешкой в его руках. Он соблазнил меня. Я стала его рабыней. Будь у него больше времени на мою обработку, кто знает, что я могла ему рассказать. Но, конечно же, убеждала я себя, конечно же, узнав, что он творит с Седьмой, я бы замолчала и впредь держала язык за зубами.
– Если он спросит вас, что на этих пленках, – Сельма схватила меня за руку, – скажите, что я начала с детства. Так я ему сказала. Он все время просит послушать пленки. Я отказываю, и он меня бьет. Он точно знает, когда застать меня врасплох, и я получаю затрещину до того, как успеваю убежать. Однажды он сломал мне скулу. За последние два года, – она обнажила зубы в жуткой улыбке, – он выбил их все. Это искусственные. Бог знает, что думает мой стоматолог.
– Я познакомилась с вами совсем недавно, – нерешительно заметила я. – Я не имею права говорить вам, что делать. Но ваши друзья наверняка советовали вам его бросить?
– Вообще-то здесь у меня нет друзей. – Печаль в ее голосе потрясла меня. – Я общаюсь только с ним. Да и встречаемся мы только с его знакомыми. Дома, в Штатах, у меня есть друзья, но мне слишком стыдно рассказывать им об этом. Я хочу, чтобы они думали, будто у меня все прекрасно. То есть в некотором смысле так оно и есть. Здесь я звезда, а там – всего лишь актриска дневных мыльных опер. Конечно, я понимаю, это все благодаря моей героине, Салли Макивэн. Это ею восхищаются зрители. Но я все равно могу вернуться в Америку и сказать, что я – любимица публики.
– Стыдно? – Я не понимала ее. – Почему вам стыдно? Это он должен быть сам себе противен. Бьет вас ни за что.
– Он всегда заводится на пустом месте. То есть это для нас с вами пустое место, а для него почему-то неимоверное оскорбление. Ли, я позвонила вам потому, что мне становится страшно.
– Вам становится страшно, – повторила я. – Вас избивает муж, из-за него вы оглохли, почти ослепли на один глаз, и вам только становится страшно. – Я старалась не слишком язвить, но это было трудно.
– Я не жду, что вы сразу меня поймете. Но как только вы приступите к книге, вам придется это сделать. Единственное, что вам надо принять, – я люблю Базза. У нас есть определенный цикл. Что-то овладевает им, он вымешает гнев на мне, но, ударив, всегда искренне раскаивается. И это лучшие моменты в наших отношениях. Он так добр со мной после. Это восхитительно.