– Я думал, твоя мама здесь. Я вчера видел ее на рынке. Она сказала, что поживет тут некоторое время.
Ладно, придется растолковать ему по складам.
– Крис, я сомневаюсь, что это хорошая мысль…
– То есть как? Это блестящая мысль. Правда, раньше мне такое на ум не приходило, но когда ты пригласила меня домой на кофе, я задумался.
Я не приглашала его домой. Он сам напросился. Я даже подчеркнула, что не хочу, чтобы он доставлял мне продукты на дом. Я не поощряла его. Нет.
– Прости, – прошептала я, покачала головой и улыбнулась, чтобы сказать: «Без обид», но Крис уже помрачнел. Он мешал кофе с таким усердием, что расплескал его по всему столу.
– Не знал, что ты тоже заносчивая, – сказал он. – Я думал, ты – другая, но ты такая же, как все. Рада видеть тебя, Крис, у тебя лучшая брокколи на рынке, Крис, ты меня очень обяжешь, если будешь доставлять на дом, Крис. Да, набрасываешься на меня, когда тебе что-то нужно, но стоит мне предложить нормальную встречу, без фруктов и овощей, как ты торопишься от меня отделаться.
– Крис, все совсем не так. – Меня привело в ужас, что я его огорчила. – Давай подолью тебе кофе. Скажи мне, как твоя мама? Она когда-нибудь вернется за прилавок? Попроси ее помогать тебе по субботам, как раньше ты ей помогал.
Но он продолжал сердито смотреть на меня, и я ломала голову, что мне, черт возьми, с ним теперь делать. Вдруг я услышала, как открылась входная дверь.
Меньше всего я сейчас ожидала Томми, но как же я была ему рада! Я вскочила и поцеловала его прямо в губы прежде, чем он успел показать, что мы когда-то поссорились. Крис удивленно глядел на нас.
– Ух ты! – воскликнул Томми. – Кажется, ты рада меня видеть. – Он ухмыльнулся. – Я только что из больницы. Маму выписывают в пятницу. Она хочет, чтобы ты тоже приехала и мы вместе отвезли ее домой. Она не знает, что мы… ну, в общем, что у нас было…
– Разумеется, я поеду, – быстро ответила я. Мне не хотелось, чтобы Крис узнал, что мы не разговариваем. – Слава богу, она возвращается домой! Томми, это Крис. Я рассказывала тебе о его прилавке на рынке и о том, как я люблю покупать там овощи. Это мое самое любимое место. Крис, это мой парень, Томми Кеннеди.
При слове «парень» глаза Криса расширились. Он с сомнением разглядывал Томми.
– Я никогда не видел вас на рынке, – сказал он.
– Это потому, что я здесь не живу, – пояснил Томми, допивая мой кофе. Я не произнесла ни слова.
– Значит, вы не живете вместе? – оживился Крис.
– Нет, вообще-то живем, – быстро сказала я. – Томми был в отъезде.
Томми вопросительно на меня посмотрел.
– Ну, твои вещи все еще здесь, – заметила я в качестве объяснения.
– Лучше я пойду, – сказал Крис. – Не могу больше мешкать. Меня ждет мой прилавок.
– Рад был познакомиться, – сказал Томми.
– Спасибо за кофе, – поблагодарил Крис. Я проводила его до двери, и он пробормотал: – Ты ничего не говорила о парне. Но он не мешал тебе встречаться с мужем Сельмы Уокер, верно?
Он ушел прежде, чем я успела ответить.
– Странный тип, – сказал Томми, когда я вернулась на кухню. – Послушай, прости меня за ту ночь. Я был пьян.
«Я был пьян, а еще я признался, что у меня роман с француженкой». Я могла либо снова поднять этот вопрос, либо оставить все, как есть. Я выбрала второе. Мы еще не закончили, когда-нибудь нам придется с этим разобраться, а мне – признаться в романе с Баззом. Особенно цинично было то, что после жуткого визита Базза мне было нужно, чтобы Томми вернулся. А не цинично – то, что я была безмерно счастлива его видеть.
Я приготовила ему обед и рассказала, что произошло, пока его не было. Услышав про Базза, он подошел и прижал меня к себе.
– Похоже, твои худшие кошмары сбылись, – прошептал он, поглаживая меня по волосам. – Как бы мне хотелось вернуться и защищать тебя.
Я отстранилась от него.
– Все нормально. Я хочу, чтобы ты вернулся. Мы забудем тот вечер. Я не…
– Я должен думать о маме, – сказал он. – Я голову сломал, пытаясь придумать, кто может за ней ухаживать. А потом понял очевидное – это я. Я собираюсь переехать в ее дом и приглядывать за ней. Я возвращаюсь домой, так сказать.
А как же я? – захныкал мой внутренний голос.
– А как же быть, когда ты на работе?
– Найму кого-нибудь. Я едва могу себе это позволить, но с мамой непременно должен кто-то находиться. Это очень важно. Она совсем слаба, а ведь ты ее знаешь. Будет бродить по дому, поднимать тяжести и навредит себе через двадцать минут после того, как я уйду на работу.
Он мне тоже нужен, продолжала думать я, но, конечно же, Норин он нужнее. Я здорова и сравнительно молода. Да и в доме я буду не совсем одна.
Но мне было очень больно. Чем больше я слушала, как Томми говорит о матери и о том, как боится ее потерять, тем больше понимала, как его люблю. Томми – чудо. Господи, надеюсь, я еще не полностью профукала возможность с ним жить.
– Я снова буду с ней жить. Думаю, мне понравится, – продолжал он. – Мы всегда хорошо уживались. Я простак, она комедиантка – как ты знаешь по своему горькому опыту. Не умолкает ни на секунду, у нее есть свое мнение обо всем на свете, и почти всегда она может рассмешить. Я не такой, знаю. Да, не такой, – настаивал он, когда я собралась возразить. – Я обычный человек, но благодаря ей об этом не жалею. Мама всегда говорила, что кто-то должен быть простаком, кто-то должен слушать и оставаться на втором плане. Иначе такие люди, как она, вообще не смогут веселиться. И я ловлю себя на мысли, что, если бы я был таким, если бы я развлекал, болтал, острил и всегда находился в центре внимания, я был бы лишен радости слушать других.
Я подошла к раковине, чтобы сполоснуть кружку Криса. С Норин все будет хорошо. Едва ли я раньше понимала, как сильно Томми любит мать. Я слушала его и завидовала их близости.
– Знаешь, таких, как я, часто называют занудами, – продолжал он, – но я считаю, что нам повезло. Нас всегда развлекают. Мы не получаем похвал и внимания, зато веселимся.
Он пытается мне что-то сказать? Хочет, чтобы я была больше похожа на Норин, стала экстравертом?
– Но мне повезло в одном, – продолжал он, – мама понимает и принимает меня таким, каков я есть. Нет ничего печальнее, когда детей не понимают собственные родители.
Разумеется, при этих его словах я разрыдалась. Он прекрасно знал, как сильно огорчает меня моя мама.
– Но, Томми, – пробормотала я сквозь слезы. – Если ты собираешься жить с Норин, когда же мы будем встречаться?
– Я не знаю. Я буду довольно занят, – признал он. – Но, может, если мы побудем порознь, это пойдет нам на пользу. В последнее время мы часто ссоримся.
Я начала всхлипывать еще громче.
– О боже, Ли, пожалуйста, прекрати рыдать. Я не говорю, что мы расстаемся или что-то в этом роде. Мама никогда этого не допустит. Нет, серьезно, я думаю, что нам нужно подвести итоги, решить, куда мы хотим двигаться дальше.
Перевожу: ему нужно подвести итоги и решить, куда он хочет двигаться дальше.
– Как бы там ни было, мама хочет, чтобы ты приехала и помогла ей обустроиться дома. Она не доверяет мне всякие тонкости: ходить по магазинам, застилать ей постели, например. Я могу рассчитывать на тебя?
– Конечно, – пробормотала я, глядя в сторону. Надо прекратить реветь и взять себя в руки. Перестать хныкать, согласиться с Томми и просто надеяться, что, когда Норин поправится, он вернется ко мне.
Я не стала его провожать: иначе не устою. Прижмусь к нему на пороге и буду умолять остаться. Зато я выглянула из-за шторы и увидела, как он встретился с моей мамой. Она как раз вернулась от парикмахера.
Сонни Кроссу придется ответить за многое. Из-за кого же еще мама решила покрасить прядь белоснежных волос в цвет фуксии?
Они долго стояли на тротуаре. Говорил в основном Томми. Когда мама наконец вошла в дом, то первым делом заявила:
– Томми рассказал, что наделал этот мерзавец. Попросил беречь тебя, Ли. Итак, теперь я с тобой, и тебе больше не надо ни о чем волноваться.