«Что же ты молчишь? — думала Женя. — Я жду твоих слов, и мне очень интересно все это. Как хорошо, когда все так необыкновенно, удивительно и непонятно».
— Женя, — неожиданно сказал Саша, — какие у тебя бархатные глаза.
Ему хотелось сравнить ее глаза с далекими ясными звездочками, что вспыхивали в весеннем небе, с морями, в которые осторожно смотрит луна, с манящими огоньками, что вдруг зажглись перед путником в глухой тайге. Но он сказал еще раз:
— Какие бархатные глаза…
— А я давно жду тебя. И думала, что ты не придешь.
— Неужели ты могла так подумать? Ты же читала мое письмо?
— Читала. И думаю, что нам надо учиться, а не сочинять письма.
— Ты, наверное, порвала его? — тихо спросил Саша.
— Да, — ответила Женя.
Саша вздрогнул. Он немного отошел от Жени, круто повернулся и неожиданно побежал прочь.
Бежал он долго, сам не зная куда.
Наконец он устал и двинулся шагом.
— Вот и все, — едва не плача, прошептал он и в то же мгновение почувствовал легкое прикосновение маленьких холодных ладошек к своим глазам. Он сразу же понял, чьи это ладошки, схватил их руками, разжал и обернулся.
Еще секунду назад Саше хотелось гордо оттолкнуть ее от себя, сказать ей что-либо обидное и горькое, но сейчас он сразу же сделался покорным и тихим.
— Женька, Женька, — радостно сказал он. Голос его звучал так умоляюще, что Женя на мгновение растерялась, с трудом удерживая разгоряченное бегом дыхание.
«Нет, так нельзя, так нехорошо, — говорила она себе. — Ты же еще ничего не знаешь. Ну, скажи, о ком ты думаешь больше: о Саше или о Валерии? Или об Андрее Обухове? Ты еще сама ничего не знаешь».
Женя познакомилась с Андреем год назад на прополке картофеля в колхозе, куда часто выезжали старшеклассники. Увидев, как стремительно взмахивает он хорошо наточенной тяпкой, Женя сказала:
— Бедная картошка.
— Счастливая картошка, — упрямо поправил он.
Женя пристально взглянула на своего соседа. Андрей ответил ей таким же взглядом. Она нахмурилась. Былая уверенность изменила ей.
Юноша был худощав для своего высокого роста, но под голубой рубашкой угадывались сильные упругие мускулы.
Женя так и не смогла догнать его. Будто торопясь куда-то, он полол без передышки.
— Что это за паренек? — справилась она у девочек. — Какой он упрямый и заносчивый.
— Нет, нет, — тотчас же вступилась за Андрея одна из девушек. — Я знаю его давно, мы учимся в одной школе. Он хорошо поет. Ты бы послушала, как он спел на лермонтовском вечере «Горные вершины спят во тьме ночной»! И он очень простой, только на своем любит стоять, никогда не поддастся.
— У него отец пограничник, — добавил кто-то.
— А военрук им не нахвалится, — сообщала все новые и новые подробности девушка. — И еще я знаю, что Андрей прямо-таки бредит границей.
Женя чувствовала, что все рассказываемое девочками об Андрее интересует ее и что ей хочется знать о нем как можно больше.
Перед тем как уснуть после тяжелой работы, Женя нередко думала об Андрее. Почему, она и сама не знала. Кажется, в облике Андрея не было ничего особенного. Белокурая шевелюра с золотистым отливом, худощавое лицо, упрямый подбородок.
Может быть, он сумел с каким-то особым искусством подойти к ней и пробудить неясные чувства? Нет, ничего этого не было. И все-таки она вспоминала о нем. Даже после того, как стала дружить с Валерием, дружить так, что об этом никто в классе не знал.
Ей вдруг вспомнилось, как она шла по этой же улице, по которой идет теперь с Сашей, когда провожала на вокзал Андрея. Он был уже в военной форме с зелеными петличками и ехал на заставу…
— Скоро тебя возьмут в армию, — сказала Женя, посмотрев на молчаливого Сашу. — Ты будешь писать мне? Или забудешь?
— Лишь бы ты не забыла, — растерянно сказал Саша. Он никак не мог понять, почему она заговорила об армии.
Женя стояла рядом с Сашей и не могла справиться с грустью, которая временами возникала в глубине души и сжимала сердце. Она понимала, что нравится и Андрею, и Валерию, и Саше, и со всеми ими ей хотелось быть искренней и правдивой. Но Женя знала, что эта правда заставит кого-то из них мучиться и страдать, и потому не торопилась признаваться в своих чувствах. Тем более что в ее жизни была та самая, очень непродолжительная по времени пора, когда хочется любить весь мир.