Он не успел ответить себе на этот вопрос. Взрыв огромной силы ахнул где-то в районе вокзала, за ним второй, ближе к центру, третий, четвертый. Можно было подумать, что город, не успевший проснуться, рушится, раскалывается на части. Совсем рядом послышался истерический крик женщины, залился плачем ребенок.
Что случилось? — взметнулся с койки сосед Обухова.
— Кажется, война! — крикнул Обухов и, прихватив снаряжение, выбежал из комнаты.
Светало. Привокзальная часть города горела. Взрывы не умолкали.
«А как же с расписанием поездов?» — мелькнула мысль, но он тут же понял бессмысленность вопроса.
Обухов прибежал в обком партии. В кабинете Осмоловского было шумно, на все лады трещали телефонные звонки. Обухову пришлось ждать.
— Здравствуй, — неожиданно вышел из кабинета Осмоловский. Он произнес это приветствие необыкновенно просто, будто давно знал, что Обухов стоит в приемной, и уже не один раз виделся с ним. — Ты как раз мне нужен. Немцы напали. Правительство отдало приказ дать фашистам отпор. Едем со мной. На оборонительный рубеж. Весь гарнизон уже выступил. Заставы ведут бой.
«Андрей…» — стрельнуло в голове Обухова.
В первый момент ему хотелось сказать Осмоловскому что-то о себе, о своей обиде, о чем-то еще не решенном и не совсем ясном. Но его взгляд тут же встретился со взглядом Осмоловского, и Обухов, увидев ясное и чистое выражение его прищуренных глаз, сдержал себя.
«Что же это я? — спросил себя Обухов, выдерживая этот испытующий взгляд. — Кажется, я подумал о себе. Как же я мог думать сейчас только о себе? И что будет, если сейчас и я, и Осмоловский, и все мы будем озабочены своей личной судьбой? Кто же позаботится, подумает о всех, о главном, ради чего мы живем?»
Осмоловский будто прочел эти мысли в глазах Обухова.
— Вот что, — сказал он. — Я все знаю. В таких, как ты, партия не сомневается.
— Спасибо, Антон Тихонович, — коротко сказал Обухов. — Приказывайте.
— Машина ждет, — сказал Осмоловский. — Идем.
— Подбросите меня на границу?
— Туда уже не прорваться.
— Что? Вы шутите!
— Сейчас не до шуток, — сердито и быстро заговорил Осмоловский. — Этого следовало ожидать. Единственное, чего мы не знали, — в какую минуту на нас нападут. Времена, когда войны объявлялись заранее, со всевозможными реверансами, канули в вечность.
— А как же я? Выходит, границу покинул. В такое время.
— Ты не виноват. И нужен здесь. Хочу рекомендовать тебя комиссаром полка.
— А если не потяну?
— Такие вопросы сейчас не задают.
К Осмоловскому то и дело подбегали работники обкома. Он быстро отвечал на вопросы, давал указания, приказывал.
Они сели в машину и через минуту неслись по городу. Из разрушенных домов слышались стоны раненых. Ветер разносил тяжелый запах гари, смешанной с пылью. Люди бежали по улицам, грузили вещи в машины, повозки и тележки, копались в дымящихся развалинах.
— Вот и война, — будто сам себе сказал Осмоловский. — Вспомнишь гражданскую.
— Меня в пехоту? — спросил Обухов.
— А что?
— Прирос я к пограничникам.
— Раздавим врага — снова пойдешь на границу, — невозмутимо сказал Осмоловский.
«Как там сейчас наши? — терзала Обухова неотступная мысль. — Как Андрей? Заставам достанется больше всех. Выдержат? Вот тебе и соловьи…»
И как бы в ответ на его думы совсем близко раздался злой грохот орудийной пальбы.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Во второй половине ночи Парамонов выехал на проверку нарядов. Это было непреложной обязанностью каждого командира и политработника, прибывающего из отряда или комендатуры на пограничную заставу.
Парамонов не любил ездить верхом. И без того высокий, на коне он чувствовал себя неловко, то и дело цеплялся головой за ветки деревьев. Кроме того, он был глубоко убежден, что проверка нарядов верхом на коне малоэффективна. Но в прошлую ночь он оступился на дозорной тропе, нога опухла и нестерпимо болела. Отказаться от проверки нарядов Парамонов и думать не смел. Пришлось приказать оседлать лошадей.
Весь день прошел в заботах. Много времени отнял допрос еще одного перебежчика, которого вскоре отправили в отряд. Приехавший из города политрук Жуков подтвердил слухи об отстранении Обухова от занимаемой должности. Эта весть огорчила Парамонова. Жуков сказал также, что Обухов уехал в обком, и Парамонов старался предугадать, чем кончится эта неприятная история. Он готов был вступиться за майора и поддержать его. Он не терпел несправедливости, от кого бы она ни исходила, верил в Обухова, хорошо знал, что его любят бойцы. Для Парамонова это было главным мерилом командирских качеств.