– Никаких угроз, ваша светлость, я только констатирую истину. Если вы последуете за мной, опасность будет меньше, причем не только для вас, но и для вашей прелестной жены. И для сына. Ему ведь всего шесть лет, кажется. Слишком юный возраст для опасностей.
В Александре опять вспыхнула жажда крови. В каждом нвенгарийце живет страсть к кровопролитию, эта черта не стерлась за восемьсот лет жизни на равнине после того, как его народ спустился с гор. Он и раньше испытывал подобное волнение, но на этот раз оно было другим. Он хотел сдаться сидевшему в нем логошу, выпустить зверя и разорвать фон Гогенцаля раньше, чем тот успеет вскрикнуть.
Мысленным взором Александр видел, как он это сделает, и знал, что у него хватит силы.
Но Александр – великий герцог командовал дольше, чем логош. Он поборол себя, зная, что политические игры, в которых он принимает участие, куда важнее, чем его потребность скрутить фон Гогенцаля. Фон Гогенцаль в этой игре был дилетантом. Александр за ним присмотрит.
Он снова обрел контроль над собой, применив медитацию, которой его научил Мин.
– Вы во второй раз пытаетесь спровоцировать мою ярость. Хотелось бы знать зачем.
– Со временем узнаете, – ответил австриец. – Тогда вы вспомните этот разговор и пожалеете, что не приняли мое предложение.
– Плевать мне на ваши предложения, – сказал Александр и широкими шагами вышел из комнаты.
На улице Александр велел охраннику по имени Юлий сесть вместе с ним в карету.
– Следи за фон Гогенцалем. Докладывай, куда он ходил, с кем говорил, что делал. И если я велю тебе допросить его, пользуйся любыми средствами. Другим не причиняй вреда, но его в случае необходимости можешь пытать, я не возражаю.
Юлий, огромный нвенгариец со сверкающими голубыми глазами и добродушной улыбкой, согласно кивнул:
– Да, ваша светлость.
Александр с неспокойным сердцем думал о разговоре с фон Гогенцалем. Он представил себе Миган, вспомнил, как она спала рядом с ним, доверчиво свернувшись клубочком, потом вообразил сцену, как наемный австриец холодными пальцами беспощадно сдавливает ее нежную шейку, и в нем вскипела ярость.
– Скажи Доминику, пусть поставит столько людей, сколько понадобится, охранять герцогиню и сына. Никто не должен приближаться к ним в мое отсутствие. Никто. Понял?
У Юлия стал озабоченный вид, но он ни о чем не спросил, только поспешно кивнул:
– Да, ваша светлость.
Александр отвернулся и стал смотреть в окно на проплывающий мимо Мейфэр. Хотел бы он уметь видеть сквозь стены, как маги в Нвенгарии. Как ни противна была ему эта мысль, но он должен держаться на расстоянии от Миган. Этот чертов любовный приворот слишком сбивает его с толку; кто знает, как Александр может навредить ей, если придет в состояние логоша в ее присутствии. Но в то же время он в любой момент хотел знать, где она и что делает, чтобы быть полностью уверенным в ее безопасности.
– Рыбалка? – Учитель Алекса уставился в график – как это слово пролезло в расписание, а он не заметил? – Ваша светлость, великий герцог ничего не говорил о рыбалке.
Моложавый мужчина с тонкими ручками и нездоровым цветом лица был нвенгарийцем, но по-английски говорил правильно и имел такой вид, как будто никогда в жизни не поднимал носа от книги. Он ахнул от удивления, когда великая герцогиня с лентой через плечо вошла в классную комнату на третьем этаже и стала расспрашивать его об учебном плане.
– У его светлости несколько отсталые представления об обучении, – сказала Миган. Она подмигнула Алексу, и тот вытаращил глаза.
Учитель посмотрел на Миган с восторженным ужасом.
– Его светлость… отсталые?
Миган, пожав плечом, взглянула на расписание, которое держала в руках.
– Сегодня прекрасный день для рыбалки, и латынь надо отменить. Вы запретили катание в парке, но Алексу нужно бывать на свежем воздухе. Рыбалка для этого лучше всего.
– Но на улице дождь, – с торжеством доложил учитель. С этим трудно было спорить.
– Уже светлеет, рыба будет клевать. Дома в Оксфорде мы с отцом в такую погоду брали удочки и шли на реку. Отец Алекса занят, так что с ним пойду я.
– Пойдете? Вы? – воскликнул учитель.
Алекс следил за их перепалкой, водя головой из стороны в сторону.
– Конечно, я. Я теперь его мама; разумеется, я могу взять сына на рыбалку в Гайд-парк.
– В Гайд-парк? Его светлость ни за что не разрешит. Так далеко!
– Гайд-парк совсем недалеко, и мы поедем в карете. В любом случае у него же был запланирован урок верховой езды в Гайд-парке.
Учитель выложил козырную карту:
– Его светлость очень рассердится.
Алекс моргнул, на его лице угасла надежда.
Миган попыталась представить, как Александр будет кричать на нее за сорванный урок. Но стоило ей подумать об Александре, как она представила совсем другое: он целует ее после того, как она облила его вином, сажает на стол и преподает урок необузданной любви. Миган чуть заметно улыбнулась.
Проклятый любовный приворот не давал вспомнить ничего, кроме потемневших глаз, когда она поднялась на цыпочки, чтобы его поцеловать, и нежной ласки, когда они легли спать. Она не могла подумать о муже и не ощутить желания тут же, немедленно прикоснуться к нему.
Это очень отвлекало. Сегодня Миган попыталась нанести неожиданный визит Черной Анне, к большому неудовольствию слуг, потому что Стрэнд не стоял в ее расписании дня. Поездка оказалась бесполезной, Черная Анна регулярно сбегала из дома прямо перед приходом Миган. Ангелоподобная горничная сказала, что понятия не имеет, когда Черная Анна вернется, и Миган уехала по своим делам.
Она несколько часов разглядывала жен других послов на садовом приеме у герцогини Краншоу. За исключением того, что мачеха Миган когда-то была замужем за баронетом, а ее лучшая подруга стала принцессой Нвенгарии, у нее не было ничего общего с этими дамами, и они не преминули это ей показать.
Только поддержка герцогини Краншоу и осознание того, что она теперь носит титул великой герцогини, удержали Миган от побега. Жена дипломата не может высказать все, что думает, и в раздражении уйти. Жена дипломата должна быть… ну, дипломатичной. Миган успокоила себя мыслью, что скоро научится давать отпор ядовитым уколам, которые подавались в самых вежливых выражениях. Несносные тетки.
Многие из них считали Нвенгарию чем-то далеким и незначительным, и она злилась, обижаясь за Александра. Может, Нвенгария не так велика, как Франция, но ее народ имеет неукротимый дух. Так она и сказала парижанке, жене посла, чем заслужила ее долгий взгляд через лорнет.
Миган вернулась в напыщенный дом Александра, злясь на то, что вызывает насмешки в свете, поскольку выросла в счастливой семье и не привыкла испытывать на себе чужую недоброжелательность. Она переоделась в прогулочное платье и решительно поднялась на третий этаж, потребовав от Николая показать дорогу в детскую.
Она вскинула голову и посмотрела на учителя сверху вниз:
– Я объяснюсь с его светлостью. Он не будет вас винить.
– Вы не знаете его светлость, – пробурчал молодой человек.
Миган пропустила это мимо ушей.
– Алекс, пойдешь со мной на рыбалку?
Алекс захлопнул латинскую грамматику и от радости подпрыгнул.
– Да!
Миган протянула руку. Она сама удивилась тому, какие чувства на нее нахлынули, когда в руку вцепились маленькие пальчики.
– Тогда пойдем поищем удочки.
Но Миган не повезла малыша в Гайд-парк. Взглянув на орду журналистов, карауливших возле дома, она решила найти более укромное место и повела Алекса в парк в центре площади Беркли-сквер, напротив дома.
Огромный овальный парк был окружен двумя десятками домов. Деревья, зелень, дорожки скрывались за железной оградой, за которую могли попасть только жители Беркли-сквер, имеющие ключи.
В окружении охранников Миган и Алекс перешли оживленную площадь. Журналисты старались не отставать, некоторые прохожие присоединились к их толпе, желая узнать, что происходит.