— Раненых сюда, — командовала санитарам женщина в окровавленном халате. — Трупы — туда!
Дальше стояли большие автобусы — на них переправили в больницы 400 человек. Еще 200 развезли по Москве «скорые». Об эффективности их использования можно судить хотя бы по тому, что всего на эвакуацию заложников «Норд-Оста» комитет здравоохранения Москвы бросил 300 машин. Порядка 100 освобожденных заложников остались на Дубровке — в госпитале ветеранов войн. К 7.30 эвакуация из театра завершилась.
Бывшие заложники казались либо спящими, либо сонливыми, некоторые мотали головами и бредили. Самыми страшными были симптомы асфиксии — удушья. У тех, кого выносили лицом вверх — например, держа за руки и за ноги, — западал язык, и это при том, что газом подавлена мускулатура, которая обеспечивает работу легких. Переносить людей следовало на плече — так, чтобы язык свободно свисал книзу.
В каретах скорой помощи людей необходимо было укладывать на бок или на живот, чтобы язык не перекрывал проход для воздуха. Однако спасатели сваливали тела в кучу, иногда по семь живых и мертвых в один микроавтобус. Из-за этого врачи не могли в дороге оказывать помощь тем, кто в ней еще нуждался. Многих заложников усаживали прямо на сиденья автобусов, и это было смертным приговором: голова запрокидывалась кверху, язык западал. Пока человека довозили до больницы, сердечный ритм замедлялся, и кровообращение расстраивалось вплоть до полной остановки. Кроме того, накануне штурма многие заложники приняли успокоительные препараты, которые заметно усилили действие газа.
По механизму воздействия психохимический газ сродни наркозу. Однако если за состоянием находящегося под наркозом больного следит врач-анестезиолог, то в «Норд-Осте» следить за состоянием отравленных людей пришлось бойцам спецназа, которые только что провели смертельно опасный штурм. «Альфисты» делали все, что умели, в том числе непрямой массаж сердца, от которого не было никакого проку. Анестезиолог первым делом помог бы человеку дышать: либо по дедовскому методу «изо рта в рот», либо подключил бы пострадавшего к аппарату искусственной вентиляции легких.
Такие аппараты вовсе не дефицит, ими укомплектованы все реанимобили, однако нужды в них никто заранее не предусмотрел. Не были медики подготовлены и к массовой интубации — введению через рот в гортань особой трубки при угрозе удушья. Здесь нет никаких технических трудностей, поскольку интубация трахеи широко применяется при проведении наркоза.
Как персонал «скорых», так и персонал больниц, по которым развозили заложников, готовился принять большое количество пострадавших от взрывов. И вдруг — свыше 700 человек то ли в наркотическом угаре, то ли в коме, то ли мертвые. Люди были чрезвычайно бледны, с пониженным давлением, частотой сердечных сокращений менее 60 в минуту, со спазмами гортани и дыхательных путей. Дыхание почти не прослеживалось, и врачи определяли живых лишь по пульсу на сонной артерии.
Когда люди приходили в сознание, проявлялся весь набор симптомов, свойственных отходу от сильного наркоза. Заложники не могли вспомнить, что с ними произошло. От боли раскалывалась голова, сильно тошнило,артериальное давление оставалось пониженным, а все реакции заторможенными.
Самым ужасным было то, что из ФСБ не поступило никаких сведений по составу газа. Лечение вырвавшимся из плена людям оказывалось по наитию теми средствами, которые имелись под рукой. Кому-то догадались ввести противоядие широкого профиля (налоксон) или сделать интубацию, а кому-то — не догадались: зыбка грань между жизнью и смертью!
О фентаниловой природе газа стало известно спустя несколько суток: слишком поздно. Чтобы «отмазать» матерых секретчиков из ФСБ, а заодно оправдать собственные промахи, высокие медицинские чины непрерывно твердили: дескать, заложников погубил не сам по себе фентанил, а то, что его пришлось применить к голодным, измученным физически и психически людям.
При этом неустанно подчеркивалось, что препараты фен-танила не являются боевыми отравляющими веществами. Дескать, фентанил используется при хирургических операциях для анестезии, а потому не мог вызвать летального исхода. Как будто люди никогда не умирают на операционных столах именно от неверно подобранного препарата или передозировки! Так и хочется напомнить медицинским чинам слова средневекового лекаря Парацельса: «Все есть яд, и все есть лекарство. Важна лишь доза».