Но, как ни странно, о Керри Смит мне было известно все или, по крайней мере, то, что удалось узнать, пока я тащился за ней и Тимом-чертовым-Палмером домой из школы и отчаянно желал быть на его месте.
Это началось в седьмом классе. Иногда, вместо того чтобы направиться к проспекту и нашему дому, я останавливался и наблюдал.
Даже сейчас я не могу до конца объяснить, почему я это делал, поскольку влюбленность в нее – или в любую другую девушку – пришла позже. Наверное, у меня возникла мысль, что ее дом с его вечнозелеными пластиковыми подвесными корзинами и этой желтой «Фиестой», плохо припаркованной на подъездной дорожке, был определением нормы.
По вторникам и средам, когда ее мама не работала, она приветствовала Керри объятьями и стаканом апельсинового сока. В другие дни Керри включала телевизор и смотрела медицинские сериалы на видео: «Катастрофу» и «Скорую помощь». Ее руки иногда двигались, когда она смотрела, как будто она повторяла то, что делали врачи на экране.
Однажды я стал свидетелем крупной ссоры между Керри и ее старшей сестрой Мэрилин: подушки, журналы и ярко-красная туфля пронеслись мимо окна. Дома мне не с кем было спорить.
Я зачарованно наблюдал, как девушки снова помирились и Керри первой протянула руку. Всем в школе нравилась Мэрилин, но для меня Керри была намного красивее: с блестящими темными волосами и огромными зелеными глазами, которые я иногда находил взглядом в классе и которые заставляли меня краснеть, но одновременно чувствовать себя… не знаю, менее одиноким?
Очевидно, что я никому об этом не рассказывал. Она была «ботаником». Не та девушка, какой такому парню, как я, надлежит интересоваться, не говоря уже о том, чтобы разговаривать.
– Джоэл? – повторила Керри. Позади нее зомби в белом двигались так тихо, что я подумал: они, должно быть, плывут.
– Что случилось? – мое горло болело так, словно кто-то провел по нему наждачной бумагой, но я не чувствовал остальную часть своего тела, за исключением руки, которая зудела, как будто меня ужалили.
– Я должна позвать твоего отца, он в приемной.
Папа тоже здесь. Это серьезно!
– И рано утром вернется твоя мама. Она отчаянно хотела прилететь из Австралии, но не было билетов.
Ничего серьезнее этого не было.
– Который сейчас час?
Керри взглянула поверх моей головы, которой я не мог даже пошевелить, и даже попытка заставила ее пульсировать сильнее, чем мое единственное в жизни похмелье.
– Уже десять тридцать. Ночь.
Почему она лжет мне? Сейчас ведь канун Нового года. Несколько минут назад я играл в футбол возле Западного пирса, ожидая наступления нового века. Оставалось совсем недолго. Определенно меньше часа.
И это означало, что мой отец находится дома, почти наверняка пьяный. Точно не здесь. Мой мозг чувствовал себя глупым коммутируемым интернетом, пытаясь разобраться в ситуации и ожидая загрузки картинки – пиксель за пикселем.
Я потянулся к ней, но что-то остановило движение моей руки.
– На меня кто-то набросился?
Это было единственное, до чего я додумался. Парни иногда воспринимали меня как вызов: затевали драку из-за того, что я играю в команде, или потому, что я вожу хорошую машину, или просто ради того, чтобы покрасоваться перед своими подружками.
Она подалась вперед: на ее щеках был румянец, но под глазами образовались иссиня-черные круги, будто она не спала несколько дней.
– Нет. У тебя были проблемы с сердцем. Ты играл в футбол, помнишь?
– Конечно, помню. Они собираются выпустить меня отсюда на фейерверк?
Керри моргает.
– Джоэл, ты… пропустил его. Знаю, это прозвучит безумно, но сейчас второе января. Ночь. И уже двухтысячный год, ты все это время спал.
– Два дня? Да ты прикалываешься!
– Хорошо, это не совсем сон, скорее кома. Врачи держали тебя в таком состоянии, чтобы защитить твой мозг, – она оглянулась через плечо, ища чьей-нибудь поддержки. – Я могу позвать консультанта. Он объяснит это лучше меня…
Но я услышал достаточно. Мне нужно было выбраться из этого места, подальше от зомби, в реальный мир, где я мог бы спросить незнакомого человека, какой сегодня день на самом деле…
Я пытаюсь свесить ноги с кровати, готовя мышцы к бегству. Я не уверен, где находится путь к отступлению, но проработка этого вопроса может подождать. Однако мои ноги почему-то не касаются пола, вместо этого верхняя часть моего тела скрючивается вперед и вбок, в то время как все остальное остается на своих местах…
Резкая боль в сгибе локтя заставляет меня вскрикнуть. В метре подо мной – пол; падая, я готовлюсь к удару, когда мое лицо приближается к линолеуму…