Видишь, как воспринимали реальность, пусть и поздно, неверные? Что же тогда должны делать мы, верующие в воскресение мертвых и жизнь вечную? Те, с ограниченным естественным знанием, признавали ничтожность всего земного, а мы, сподобившиеся познать
{164}
открытую Христом истину, желаем денег, славы и наслаждений этого мира? Поразмысли, брат, о часе, когда твоя душа отделится от тела. На этом заканчивается праздник жизни — праздник неразумных — и наступает великое испытание! Тело синеет, все члены застывают, перестают действовать органы, глаза закрываются, язык парализуется, иссякает сила, меркнет и исчезает красота. Святой Иоанн Дамаскин пишет: «Яко цвет увядает, и яко сон уходит и исчезает каждый человек. В час тот где обрящется мирское попечение? Где будут временных мечтания? Куда уйдут золото и серебро? Куда девается множество населявших дом и голоса их? Все пыль, все прах, все призрачно. О горе! Кто в тот час поможет душе? Сколько слез прольется тогда, но никто не смилуется над ней! Она будет простирать взор свой к Ангелам, но тщетно; к людям будет руки протягивать, но не будет помощи».
Прислушайся к этим словам, брат, и заключи их в сердце своем. Прислушайся, ибо скоро они исполнятся на тебе! Что из того, что сегодня тебя опьяняет слава? Всякая плоть — трава, и вся красота ее — как цвет полевой. Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа, взывает к тебе громогласно пророк Исаия (Ис. 40, 6–7). Что из того, что ты купаешься в богатстве? В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? — предупредительно вопрошает Праведный Господь (Лк.
{165}
12, 20). Что из того, что сейчас ты погружен в негу и наслаждение? Ты получил уже доброе твое в жизни твоей, ныне же ты страдаешь, в свою очередь однажды скажет тебе патриарх Авраам (ср.: Лк. 16, 25).
Знаешь, на кого похожи сегодняшние люди? На куриц. Да, именно на неразумных куриц. Пока они разрозненно и беспечно гуляют по лугу, внезапно появляется кровожадный волк, хватает одну из них и исчезает, чтобы, уединившись, разорвать и спокойно проглотить ее. Завидев волка, остальные пугаются и прячутся. Однако спустя немногое время по своему неразумию они забывают и о волке, и о схваченной им курице, и о пережитом ими страхе и снова беспечно гуляют по лугу. Волк не медлит с очередным приходом. И эта история повторяется снова и снова, до тех пор, пока не переведутся все куры.
Так же и люди. Неразумные! Они беспечно пасутся на лугу мирских забот и плотских наслаждений до тех пор, пока не придет неожиданно смерть и не заберет одного из их родственников или друзей. Тогда они сокрушаются, печалятся, пугаются и задумываются о своем часе, о своем конце. На ум им приходят благочестивые мысли, они осознают, сколь страшно умереть во грехе, и решаются раскаяться. Но это не длится долго. Проходит какое-то время, и они забывают о друге, о смерти; забывается и раскаяние. Разумеется, смерть не замедлит прийти вновь. Тогда воз
{166}
вратятся те же сокрушения, те же мысли, но и опять то же быстрое возвращение к суетной повседневности. Так их всех по одному забирает смерть, неисправившимися и нераскаявшимися.
Радуйся, твердо хранящий в своем уме память смертную! Ибо она путеводит к покаянию, приносит слезы и сокрушение, претерпевает всяческие изнемождения и поношения, отдаляет страсти и грехи, освобождает от житейских попечений, питает непрестанную молитву, препятствует зависимости от материального, облегчает отсечение самого желания, сохраняет волю к борьбе и рвение, легким со-делывает пост, но, прежде всего, приумножает любовь и смирение — два крыла, возносящие душу на небеса.
Заканчивая, стоит привести историю Исихия Хоривита, которую в своем шестом Слове рассказывает святой Иоанн Лествичник. Этот монах жил в беспечности, без малейшего интереса к своей душе. Как-то раз он тяжело заболел. С каждым днем его состояние ухудшалось. В какой-то момент его дыхание затихло, и инок стал похож на мертвеца. Через час Исихий пришел в себя, и первое что он сделал, — это попросил удалиться из келии всех стоявших у его смертного одра. Затем черноризец заложил камнями дверь келии и таким образом затворился на двенадцать лет, не обмениваясь ни с кем ни единым словом и питаясь одним лишь хлебом и водой.