Как Козлову удалось переправить информацию в Москву?
Юрий Шевченко на этот вопрос отвечал так: «Чаще всего информацию приходится передавать в тайнописи. Составляется письмо на бытовой какой-то адрес, посылается в Европу авиапочтой. Почта на Европу работает нормально. Через два-три дня в Европе товарищи забирают письмо в известном им почтовом отделении. Тайнопись проявляется и затем телеграммой по посольским каналам отправляется в Центр».
Арестовали Алексея Михайловича внезапно, по прилету в ЮАР в 1980 году.
«Сели в аэропорту, смотрю в иллюминатор — к нам черная машина направляется, — с грустью вспоминал Алексей Михайлович. — Шестое чувство подсказывает — это за мной. Надели на меня наручники, посадили в машину. И повезли в Преторию».
В день задержания разведчика не стало его отца. Он ничего не знал о работе сына и, конечно же, о его провале… Отец — Михаил Алексеевич Козлов — всегда был для Алеши примером мужества и стойкости. Фронтовик, комиссар танкового батальона, участник битвы на Курской дуге. Вернулся домой без ноги, однако много работал, занимал высокие посты, в том числе был директором нефтебазы в Шексне. По утрам иногда шел на работу пешком — по нескольку километров от дома.
Жены Козлова — Татьяны Борисовны — на момент ареста уже не было в живых… В 1970 году супруга тяжело заболела. Вот и пришлось по приказу Центра возвращаться. Пока она лечилась амбулаторно, ребята ходили в школу. Потом Татьяна Борисовна попала в больницу, и ее не стало… Нужно было делать что-то с детьми.
Юрию Шевченко Козлов как-то по-свойски поведал: «Знаешь, Юр, я своими неумелыми руками подшиваю метки на вещичках детей… Я их вынужден оставить в интернате». Говорит, а на глазах слезы наворачиваются. Вот как это пережить?
Дети — слабое место разведчика-нелегала. Жена Козлова не выдержала. Не каждый может. Ведь это действительно трудное испытание.
Сергей Яковлев, генерал-майор, ветеран СВР, рассуждая во время съемок фильма о судьбе женщин разведчиц, заметил: «Женщина разведчик-нелегал, у которой растут дети, испытывает беспокойство, что они растут без настоящей родины, не знают ни дедушки, ни бабушки, какие-то без роду без племени. Это разрушительно для психики».
После смерти жены Козлов стал работать один. Детей он практически не видел. Они выросли без него и, к великому сожалению, стали с отцом совсем чужими людьми…
При аресте Козлова обвинили в терроризме. Это означало, что он не имеет права на адвоката, на общение с внешним миром и на получение любой информации. Сразу начались допросы и пытки. Пять дней. Без перерыва. Истязания были изощренно-чудовищные. Так когда-то пытали только гестаповцы. У следователя, который допрашивал Козлова, в кабинете висел портрет Гитлера.
Вернувшись на родину, Алексей Михайлович без удовольствия и особых подробностей рассказывал: «Битье и пытки для следователя были явлением нормальным. У него существовала забава: в кабинете стулья были с выгнутыми спинками, так вот мне за спинкой стула стягивали наручниками руки, моя спина выгибалась, и достаточно было ткнуть пальцем, чтобы человек падал. А пол там был бетонный. В общем, руки у меня были все разбиты в кровь. И на пятый раз, когда падаешь, то теряешь сознание».
Потом перевели в другую камеру — одиночку. Это была камера смертников. В ней Козлов провел полгода. Вспоминал всю свою жизнь, близких, родителей, детей, молодость, друзей-товарищей. Не хотелось просто бездумно смотреть на стены, слушать бесконечные крики и вопли — не каждый с этим справится. Козлов стоял на своем: я немец, не понимаю, в чем меня обвиняют. Его проверяли на «детекторе лжи». На допросы специально приезжали специалисты из внешней разведки Англии, США, Израиля. Его хотели склонить к предательству, перевербовать, сделать «кротом», двойником. Хотели хотя бы выколотить из него информацию, с каким заданием он прибыл в ЮАР, что делал, выяснить методы, способы работы советской разведки. Однако Козлов стоял насмерть. Но однажды привели на допрос и показали две фотографии.
«Это были фотографии — моя и моей жены. Я перевернул мою фотографию. Там написано: Алексей Михайлович Козлов. Ну, после этого я уже не говорил, что я немец. Я честно признался, что да, являюсь советским гражданином».
Больше Козлов не сказал ни слова. Алексей Михайлович пробыл в тюрьме ЮАР два года. Он не знал, что творилось в мире. За это время в Москве прошла Олимпиада, люди простились с Владимиром Высоцким… Он не знал ничего. Ему не давали ни газет, ни свиданий, не разрешали слушать радио.